непроизвольное мочеиспускание.
– Очень хорошо, Пятаков, – сказал невропатолог, оборачиваясь к врачихе. – Прекрасно. Вот вам отличный экземпляр, Мария Геннадьевна, типичнейший случай.
Точно – Марина. Не Лариса, не Маргарита. Москвичка Марина.
– Мария Геннадьевна работает в столичном военгоспитале, собирает материал для кандидатской диссертации, – пояснил сияющий Симонян. – Снимай трусы, Пятаков.
– А какая тема диссертации? – спросил Жора.
– Не паясничай, Пятаков. Снимай.
Жора сделал умное лицо и потянул резинку вниз. Ну и плевать, пусть смотрит. Врачиха кое-как отлипла от стены, подвинула стул, села перед Жорой. Красная, как редиска. Пластмассовый шпатель в руке.
– Год рождения? – спросила она чуть не шепотом.
– Семьдесят седьмой.
– Когда начались проблемы. с мочеиспусканием?
– Сколько себя помнию, – сказал Жора. Он всегда так говорил.
Врачиха опустила глаза, задышала. Смотрит. Жора уставился в потолок, стал считать мух на плафоне. Синие мухи, зеленые, серые, фиолетовые какие-то – штук двадцать, наверное, жирные, как боровы, сплошное сало, настоящие южнороссийские мухи, в Москве таких фиг где найдешь. Врачиха тем временем что-то спросила у Симоняна, тот ответил, засмеялся.
– Присядьте на корточки, Пятаков.
Жора присел.
– Теперь встаньте, ноги вместе.
Есть приказ.
– Повернитесь на триста шестьдесят градусов.
Никаких проблем, хоть на семьсот двадцать.
– Хорошо. Можете надеть трусы, Пятаков.
Невропатолог увлеченно покрывал медкарту своими каракулями, врачиха тоже что-то записывала в клеенчатую тетрадь. Вчера на ней было короткое «кока-кольное» платье, если бы муж не приперся так рано, она выпрыгнула бы из него в два счета, как виноградина из кожуры, оставалось только скомандовать: внимание, марш! А тут – кандидатская диссертация, встаньте, повернитесь, ноги вместе. Что ты, что ты.
Симонян закончил писать, захлопнул медкарту и сказал:
– Вот так, Пятаков. Подойдешь сейчас к своему военкому, к Рощину, он должен быть у себя.
Жора оторопел. Он не понял. Стоп, стоп, вот этой фразы в сценарии быть не должно, он точно знал.
– То есть как? Зачем к Рощину? И что мне ему сказать?
Симонян повернулся к врачихе:
– Как вы считаете, Мария Геннадьевна, что призывник Пятаков должен сказать своему военкому?
Она опять покраснела, как редиска. Стрельнула глазами в стену, в дверь, в потолок. Потерла коленкой о коленку. Потом наклонила голову и впервые за все время улыбнулась:
– Вы абсолютно здоровы, Пятаков. Поздравляю вас.
Подполковник Рощин пожал плечами.
– Что я тебе могу сказать, Георгий? Ну, значит, здоров. Быть здоровым не вредно, это научный факт.
Он
