а вы… да ещё и с порога… Прощайте». И уходит. Стою, от обиды – слёзы. Чем не угодил? Или вот. Встречу знакомого, о котором и забыл давно, улыбнусь и скажу – знаете, легко так, по-душевному – сколько лет, мол, сколько зим, как море жизненных страстей? Штиль, полагаю? А он: «Признаться, увидел вас – обрадовался. Думал подойти, побеседовать, былое вспомнить, приятелей общих, – кто и как, и где, и с кем, – про вашу судьбу узнать, а вы вот как… Прощайте». И уходит. Чем обидел?
Все, конечно, разные; мало ли из-за чего можно не сойтись – тут и воспитание, и темперамент, и черты лица, – только у меня со всеми так. Другое тут что-то.
***
Николо Нассáно и Луиджи Сосáно, сидя за небольшим круглым столиком, с азартом метали карты, обмениваясь фразами на итальянском. За соседним столиком расположились Ингрид Севастьяновна и Долорес Митрофановна, занятые беседой и коктейлями. Скрипач Любомир Кег играл что-то жизнерадостное, как бы подначивая общество говорить свободнее и смеяться громче. Псой Йофстофель, Вараздат Вельгельмович, Тереза Ганибаловна – сегодня собрались все.
На сцену впорхнула Лидия дель Сокорро Сентено.
– Господа, прошу внимания! Как вы знаете, у нас новый член. Без лишних слов – Евлампий Ананасов!
На сцену поднялся молодой человек и, взяв микрофон, обратился к высокой публике:
– Огромное спасибо! Я мечтал попасть в клуб с тринадцати лет. Для меня это большая честь.
Зал ответил польщённой улыбкой.
– Кстати, как зовут ваших детей? – вдруг вмешалась Лидия дель Сокорро Сентено.
Никаких детей у него не было – проверка.
– Марина и Саша. – не растерялся Ананасов.
Общество загоготало. Довольный собой, Евлампий продолжил:
– Доброгнева и Элевтерий.
Смолкая, хохот переходил в аплодисменты одобрения.
Лидия дель Сокорро Сентено вручила Евлампию тёмно-синюю книжечку с изящными золотистыми буквами. Ананасов счастливо зарумянился: документ официально подтверждал, что теперь Евлампий Ананасов – «член клуба людей с вычурными, необычными или просто забавными именами».
***
Вот вам мужичок. Неглуп, одет прилично, пользуется благоволением Вселенной. Праздности не терпит – каждый день в заботах. Здесь подписать, с теми переговорить, этого бранить, того похвалить. Шаг тороплив. Имеет богатые карманные часы с цепочкой. Такой в трамвай не сядет: побрезгует.
Возвращается мужичок домой, падает на диван, просит чая. Супруга пташкой подлетает, ласкается, говорит уже поставила. Слышишь? Кипит! Летит на кухню, – две ложки сахара, лимон, мята, – оттуда обратно, а мужичок уже глаза прикрыл. Уморился. Чего трогать?
Новый день. Пташка к мужу – тот всё спит. Даже как будто позы не менял. Гладит его, целует – ничего. Невольно вскрикнула, заревела – и на телефон. Врачи приехали. Она:
