—
Что в снах твоих?
Какая, хохоча, твоим сегодня властвует огнём?
Ночь ко всему причастна,
К ней одной мы носим всю свою беду.
И сердце покоряется огню,
И пламя ровное покоится в глазах.
Я в снах твоих.
Сегодня – только в снах.
Пожалей себя хоть сейчас —
Твои метания в палатах больничных
Напоминают углекислый газ,
Что наполняет так цинично густую кровь.
И места больше нет
Для чистого листа,
Для нового пути.
А ты попробуй и себя прости —
Попробуй выдохнуть весь яд
И продышаться.
За то, что всё в тебе не по любви
(Пожалуй, самое большое наказание),
Хотя бы вот сейчас себя прости.
Казнить нельзя —
Помиловать и сдаться.
И, может быть,
Твоих коснётся глаз
Тот первый свет, что светом сделал нас.
Темнеет небо —
Так перед грозой
Прольётся летний дождь,
Одной слезой опустошая грудь.
Что стало тяжело нести – забудь.
Смотри,
Как ясен воздух после первого дождя,
Как виден путь.
Скорей освобождай слова из немоты,
Из слепоты – глаза,
Светло-светло за тучей грозовой.
Ещё чуть-чуть, и вот твоя рука
На лоб ложится мне.
И всё —
Метаний больше нет.
Я лёгкий пух,
И я лечу на свет.
Октябрь, ноябрь, декабрь —
Пора бы сдаться.
Горят леса,
Оранжевое братство
Идёт войной
На каждый город наш.
Где солнечный раскинут был шалаш,
Теперь обнимет только непогода —
Немного музыки,
И нас совсем немного,
И вот почти дописан мой рассказ.
Я не ропщу —
В осенней тишине
Убогой кажется моя любовь к тебе.
В небе что-то перепелиное —
То ли свет упал,
То ли тень.
Промелькнуло, шепнуло, вскрикнуло —
То ли ночь ещё,
То ли день,
То ли сердце моё разбилось…
Так неслышно пришёл апрель —
Ничего больше не случилось,
Только что-то непостижимое,
Голубиная – синева.
То ли слишком любовь дождливая,
То ли просто она – прошла.
А ты пиши о главном —
О всяком не пиши.
Не обижай красивые листы,
Не
