давай пиши заявление. Я, правда, попытался отговориться, но как-то без энтузиазма, без огонька. Потому что понимал: шансов у меня – никаких. Да я, говорю, не знаю, как его писать.
– Ничего, – говорит Клавдия Петровна, – вот тебе заявление твоего напарника Бунина, пиши всё, как у него, только в шапке, естественно, свою фамилию поставь.
Ну, написал я шапку заявления, стал уныло читать дальше: «Прошу высчитывать мои профсоюзные взносы из моей зарплаты», – и тут меня осенило. Ах, так, думаю, значит, всё, как у него? Ладно! И написал: «Прошу высчитывать мои профсоюзные взносы из зарплаты Бунина». Расписался и ей подал. Она до того обрадовалась, что, наконец-то, из меня заявление выбила, что даже читать не стала, а в общую папку сверху положила.
А на следующий день у них ревизия была. И, конечно, комиссия её отчитала за то, что одно заявление не совсем правильно написано. И в акте проверки это указали. Вот она меня и невзлюбила.
Что же, думаю, теперь делать-то? Не даст она мне денег, из вреда не даст. А я из-за этого перед мужиками опозорюсь. Но ничего, выкрутился. Сказал, что Семёныч с женой на развод подали, вот он и хочет это событие отпраздновать. Клавдия Петровна без звука всю сумму отсчитала и сказала, что на святое дело ничего не жалко.
Собрались мы, как всегда, за столом в раскомандировке. Водку в стаканы налили, закуску порезали – тут и начальник подошёл. А следом за ним и Клавдия Петровна явилась. Семёныча по голове погладила и рядом с ним села. Она, оказывается, на свои деньги бутылку коньяку купила, но наливала из неё только Семёнычу.
Вначале, как обычно, анекдоты рассказывали, но потом разговор серьёзный пошёл. Начальник сказал, что, вроде бы, иногда даже работаем, а выручки почти никакой не получаем, а скоро вообще обанкротимся. А всё потому, что ерундой занимаемся: тракторы и бульдозеры ремонтируем, а их в городе всего несколько штук. Надо бы за что-то выгодное взяться, да вот за что?
Тут ученик Сашка и ляпнул: надо, мол, МиГи двадцать девятые делать, он сам по телевизору видел, что чуть ли не все иностранные государства за ними прямо в очередь выстраиваются. Мы, конечно, рассмеялись: всю жизнь тракторами занимаемся, и то не выпускаем, а только ремонтируем, а тут – самолёт! Да ещё какой: лучшая в мире боевая машина! Да и электроники в нём, наверное, побольше, чем в телевизоре. Ну, ты, Сашка, и загнул!
Однако, после пятой бутылки снова к этому разговору вернулись. И – странное дело! – почему-то эта идея уже перестала нам казаться бредовой. Вдохновлённый коньяком Семёныч заявил, что двигатель он берёт на себя. У него, мол, давно лежит списанный двигатель от «К-700», и он берётся довести его до нужной мощности.
Слесарь Михалыч сказал, что не видит ничего сложного в том, чтобы изготовить всякие там крылья и фюзеляж: одно время он работал кровельщиком и ещё не всё из этого забыл. И тормозные колодки ему клепать приходилось. Так что, говорит, загну
