по внутренностям еще живых детей. Подобная форма безумия, очевидно, могла быть следствием влияния какого-либо демона-бунтаря, попавшего в Шленхау вследствие определенных магических возмущений. После допросов Вирма сочли невменяемым, поскольку штатные колдуны стражи доказали наличие факта проведения суккубата над сознанием Шермета так и не опознанным демоном, однако приговор был суров – Вернегу замуровали заживо, опасаясь беспорядков в городе. Слишком уж силен был гнев простого люда Шленхау, к тому же, стража потеряла пять человек при попытке взять старого колдуна. В катакомбы страшные действия Вернеги привлекли столько различных тварей, что после очистки подземелий колдуны стражи изрядно пополнили тома описаний созданий Магических Штормов. А Огненный королевский элементаль, который сидел в темноте катакомб, карауля вход в подземное логово колдуна, спалил нескольких человек и едва не провалил всю затею. Лишь уничтожив существо, люди нашли Вернегу за его отвратительным занятием. В окровавленных лохмотьях старик, напевая под нос и совершенно не обращая внимание на все, что творилось вокруг, методично разрезал живот хрипящей от боли маленькой девочке. Стража едва не разорвала старика на месте, однако Клеменс Палаш, в те времена носивший звание капрала, не позволил сделать это. И правильно, ибо впоследствии старик признался под пытками, где прятал пятерых живых малышей. Их удалось спасти, и Палаш продвинулся по службе. Байер указал Яну на Палаша, который выступал в суде качестве свидетеля. Ян внимательно рассмотрел надменно-гордое лицо молодого блондина со шрамом на подбородке, глубоко посаженными глазами, тонкими губами и прямым носом с небольшой горбинкой. В этом лице угадывался гордый и опасный человек. Человек, готовый на все, ради достижения своей цели. Красавцем его нельзя было назвать, однако что-то в ледяном взгляде его серых глаз вызывало уважение и восхищение одновременно. Вернега же сидел за толстенной кованой решеткой, вцепившись в нее пальцами, словно дикий зверь. Седые космы старика были похожи на клочья тумана, а раззявленный в крике беззубый рот внушал суеверный ужас. У старика был выколот правый глаз, а на месте левого уха виднелось кровавое пятно. Стража на пытки не скупилась никогда. Народ в Зале Раскаяния и Очищения художник изобразил превосходно. Гнев, слезы, ненависть и отвращение на лицах собравшихся судей, стражей и приглашенных на суд людей придавали картине оттенок мрачного ощущения тяжести и страха. Ян отвернулся и пошел вслед за Байером, не говоря ни слова и стараясь не поднимать глаз на все диковинки, хотя он – коренной провинциал, никогда в жизни не видел ничего подобного.
Ежась от гуляющих по коридорам сквозняков, Ян покорно брел за Брендоком и, наконец, часовой, поднявшись по узкой винтовой лестнице, остановился перед дверью приемной начальника стражи. Караульный, дремавший на софе из потертой кожи, мгновенно вскочил и, выслушав донесение Байера, скользнул за дверь. Через минуту он вышел и пригласил Байера и Яна войти.