слезами юная мать, не знающая, как успокоить горластое дитя.
– Что раскапустилась? Квашня жидовская! – возмущался генерал, – Заткни пасть своей мокрощелке!
Ираида начинала плакать еще сильнее.
Свекра своего она боялась, как огня, возразить ему что-то – было для молодой женщины за гранью понимания. Как, впрочем, и посвящать своих родителей в подробности «счастливого» замужества. Ираида прекрасно помнила, как отговаривала мама её от этого брака. Как обещала, что они с отцом не отвернутся от дочери, даже если она родит ребенка, не будучи замужем.
Но Ираида была влюблена в Стасика.
Она не могла оторвать взгляда от серых глаз возлюбленного, от его, кривящегося в пренебрежительной ухмылке, рта. Не могла налюбоваться на высокую, широкоплечую фигуру. Не могла насладиться его объятиями и поцелуями. Ираиде не нужен был никто, кроме Стасика! И что там понимают родители?! Что может знать о жизни папа Ираиды, Соломон Маркович, всю жизнь проработавший осветителем в оперном театре Города? Что может знать мама, танцовщица кордебалета, ушедшая, как и каждая балерина, на пенсию, едва ей исполнилось тридцать пять, и работающая учительницей танцев в одном из детских садиков неподалёку от дома. Они прожили свою жизнь, вот пусть теперь и радуются за дочь, а со своими советами не лезут.
Мама Ираиды вздохнула. Исчерпав все аргументы против, благословила:
– Смотри сама, доченька, тебе жить. Только жить придется не только со Стасиком, но и с его родителями.
С родителями Стасика Ираида познакомилась чуть ли не на кануне свадьбы. Мама возлюбленного, Варвара Кузьминична, не сказать, чтобы встретила будущую невестку с распростёртыми объятиями, но сына от женитьбы отговаривать не стала. А если и отговаривала, то Ираиде об этом известно не было.
А вот папа будущего мужа, тогда еще генерал-майор, приводил в трепет нежную юную девушку одним только взглядом из-под седых, клочковатых бровей. А уж когда будущий свекор открывал рот, и на всю квартиру раздавался его командный голос, Ираиде хотелось забиться в угол, чтобы, упаси Боже, не попасть на глаза или под горячую руку.
Роды были тяжелыми. Да и не способствовала узкобёдрая фигура дочери балерины быстрому родоразрешению. И если в первую неделю Ираида могла выдавить из небольшой, так нравящейся Стасику, груди несколько капель молока, то вскоре его не стало.
Маленькую Стеллу «поставили на довольствие», как сказал генерал, в одну из ближайших к дому детских молочных кухонь, и девочка перешла на искусственное вскармливание. Все могло бы быть нормально, не окажись ребенок таким «ротатым», как говорил дедушка, насладившись ночным ором малышки.
Генерал мчал в свою спальню, толкал в бок свою жену-генеральшу:
– Варвара! Иди объясни этой дуре жидовской, как с ребенком управляться нужно! А то я её прибью скоро!
Корпулентная генеральша, стряхнув остатки сна, неторопливо шла в комнату молодых, где в кресле у окна все так же пыталась укачать дочь Ираида.
– А
