ь, нам есть где укрыться? Надеешься, что за нами спустятся ангелы в белых сарафанах? Как бы не так, это не телеигра, здесь не переключают каналы. Так что пока не поздно, иди и помаши рукой солнцу. Возможно, уже завтра его скроют тучи пожаров. Не веришь? А зря.
И вот еще что, по дороге домой не забудь зайти в гипермаркет, купи какой-нибудь жратвы со скидкой. Пройдись вдоль полок, забитых едой. Загляни в лица тех, кто там толпится. Они пришли убедиться, что их много и в адскую мясорубку полетят тысячи, сотни тысяч, миллионы. Так почему бы не набить напоследок пузо.
Надо съесть много, очень много. Больше, чем осилит желудок. Надо успеть, а то скоро есть будут нас. Вот и я не стал бы терять время зря, пошел бы и выпил чего-нибудь. Хорошая выпивка тоже может скоро исчезнуть, останется смола и зловонная жижа.
Многие собираются спасать мир, но и они переваривают его в труху, все – христиане, буддисты, пацифисты, растаманы и даже влюбленные. Все, и наплевать кто с какой начинкой. Как ни стараются, а больше берут, чем отдают.
Еще вчера я не чувствовал опасности и мечтал о чудесном будущем, а уже сегодня посыпаю голову пеплом. Поверь, я не сею панику и не ввожу в заблуждение. Ты не хочешь спасать мир, и я пока не буду. Куда лучше включить телевизор и веселиться в компании богатых клоунов, у них с чувством юмора все в порядке, и у меня тоже. Это приятно − мы вместе понимаем, чем может закончиться наш цирк. Трудно что-то изменить, когда кругом труха. И пусть уж всё катится в тартарары с веселым смехом, чем со слезами.
Хотя, что ни говори, а жить хорошо. Только вот мера счастливой жизни изменчива, и у каждого она своя. Чего ждать от мира, где в сутки производят и продают столько оружия, что можно вооружить всех поголовно? Какой привкус у земной любви, если шлюхами отработало столько женщин, что можно заселить Гренландию, когда она совсем оттает? Как выглядит истина, если почти каждый мужчина знает, зачем делается контрольный выстрел в голову? Какое ждать будущее, если наших младенцев с колыбели пичкают мертвичиной?
Впрочем, бывали времена и похуже. Но все равно иногда в голову так и долбиться мысль − ловить здесь нечего. Как сказал один мой приятель, мы же просто макаки, у которых есть деньги и оружие.
До полудня, не вставая с постели, я думал именно об этом. По номеру гостиницы бродил холодный октябрьский ветер, поддувая из-за штор и качая по углам хмурые тени одиночества. К счастью, мое окно выходило на привокзальную площадь, и я не ощущал себя пленником. Ночью доносился стук колёс и громкие объявления диспетчеров − кто куда отправляется и откуда прибывает. К обеду у меня развилась стойкая уверенность, что эти голоса призывают, как трубы архангелов, и я позвонил в справочное железнодорожного вокзала.
− Аллё, почем у вас билеты на райский поезд? − спросил я.
− Это какой поезд? Какой номер?
− Ну уж точно не шестьсот шестьдесят шестой.
− Куда он едет?
− В рай, надо полагать.
Меня не дослушали и бросили трубку.
Тогда я сам пошел на вокзал. Отстоял очередь в кассу, наклонился к окошку и вежливо проговорил:
− Я хочу убраться отсюда. Можно и на поезде, мне все равно.
− Куда?
− Поближе к Богу.
− Мужчина, не задерживайте очередь, − занервничала кассир, − говорите направление, какой поезд.
− Я не знаю какой, я просто хочу убраться отсюда, лучше всего на райском поезде, понимаете… Не понимаете? Это очень важно.
− Эй, мужик, ты, наверное, бухой или ужаленный, − предположил парень за спиной. − Стоишь тут и гонишь, тебе не на поезд, а в психушку надо. А то можно и катафалк заказать. Иди отсюда, пока бока не намяли.
Потенциальные пассажиры отогнали меня от окошка, хотя я цеплялся до последнего. Люди как люди, спешили по своим делам: кто в командировку, кто в отпуск, кто из дома за покупкой, кто домой с покупкой, кто на похороны, кто на свадьбу. Только один я ломился на небеса.
Честно я отстоял очередь еще раз. Но когда женщина в билетной кассе увидела мою физиономию, то сразу выразительно указала на красную кнопку рядом.
− Значит, нет билетов на райский поезд? − все равно спросил я.
− Нет, − сочувственно покачала головой женщина.
− Может, будут еще, − сказал я и пошел в буфет.
Там я взял кофе, чтоб согреться. Глотнул. Кофе оказался мерзким. Только я поморщился, как рядом приклеился небритый помятый мужичок с бегающими глазками. Таких на вокзале − как неваляшек в детском саду. Он пытался угостить водкой и расспрашивал, кто да откуда. Но я не стал раскрываться перед тем, у кого на роже написано, что он жулик.
− Пойду в туалет. Ты подожди, посторожи мою сумку, − я указал на чей-то пакет, висевший
