несли звуки в сердце дождя, превращаясь в океан. Разливающаяся стихия росла, набирала силу. Дождь понял: момент настал. Он протянул руку, и коснулся длинным чутким пальцем одной единственной клавиши. Это был золотистый кленовый лист. Он качнулся и запел высокой чистой нотой. В это мгновение тугая, распираемая гребнями зарождающихся волн, но пока недвижимая вселенная звуков в сердце дождя дрогнула. Он закрыл глаза и ещё ниже склонился над своим многоцветным живым роялем, словно в поклоне. Пальцы его заскользили по клавишам: по травинкам и листьям, по зонтикам и ладоням прохожих, по коже танцующей девушки. Она отзывалась на каждое прикосновение нотой жеста, движением чуткого тела: то рвалась вверх, то падала беззвучно, то металась над землёй, словно осенний лист. Её гибкие руки трепетали, как тонкие ветви дерева на ветру. Они то касались её лица, то скользили по телу, то гладили что-то невидимое вокруг.
Но вдруг резкий звук пронзил небо над нею, словно молния. Всё вдруг смешалось и закружилось в цветном стремительном вихре.
Я открыл глаза. За окном надрывно кричал автомобиль скорой помощи, сияло безоблачное утро. Зажмурился, пытаясь вернуться в сон. Сегодня я мог себе это позволить: было воскресенье.
Глава1
Так бывает, что, проведя в магазинах полдня, пытаясь отовариться на неделю, дабы не мучить себя каждодневным шоппингом, забудешь что-нибудь очень нужное именно сегодня. В этот день я забыл соль. Без неё мой долгожданный ужин грозил не сбыться, потому я вынужден был «взять себя в руки» и понести к ближайшему супермаркету. Выйдя из дому, пошёл знакомой дорогой вдоль проспекта, мимо магазинов модной одежды, призывающих жить красиво, мимо многочисленных кафе, убеждающих жить вкусно, преодолел при помощи светофора шумное городское шоссе и, оглушённый, погрузился в пёстрые волны зацветающего осеннего парка. Зачирикали птицы, зашуршала листва под ногами, а тёплый октябрьский ветер принёс запах мокрой земли, можжевельника и марихуаны. Всё было, как всегда и потому казалось скучным. Я зевнул и вдруг споткнулся не помню, на какую ногу. Помню, что именно в этот момент в сердце моём шевельнулось что-то острое, тревожное, а потом ещё и ещё, не давая покоя. Я нахмурил брови в порыве понять причину произошедших во мне перемен. Мой взбудораженный рассудок принялся рисовать картины: кастрюлю на плите, извергающую содержимое на легко уязвимый огонь под ней; затем – моё жильё в тумане бытового газа.
– Стоп. – Сказал я себе. – Все кастрюли стоят немытые в раковине. Тогда что? Может, ещё что-нибудь забыл купить?
Я устремил затуманенный беспокойными мыслями взгляд на дорогу и тут забыл обо всём. Впереди, на расстоянии примерно метров двадцати от меня шла девушка. Вроде бы, обычное дело: девушка в парке. Сколько видел их, хорошеньких и просто красавиц. Меня трудно было удивить, но эта приковала внимание с первого взгляда. Сказать, что я увидел богиню Флору, сошедшую с пьедестала, было бы – не сказать ничего. Тело её являлось верхом изящества и грации, но и ни это покорило меня. Удивительна была её походка. Она не шла… Она творила каждый шаг, каждый миг своего бытия, не торопливо, слегка вытягивая носочки, ступая мягко, как будто боясь потревожить землю и мир вокруг. Голова её была приподнята, светлые волосы спускались сияющим дождём на хрупкие плечи, правая рука была отведена так, как будто придерживала край бального платья. Без сомнения это была походка балерины, но балерины не по роду занятий, а по призванию; когда полученные навыки легко переходят в мастерство и навсегда срастаются с телом и душой, становясь частью «Я», нежного, одухотворённого, хрупкого. Я ускорил шаг и уже спустя минуту с бьющимся сердцем, удивляясь собственной бесцеремонности, следовал за нею, как тень. Она представлялась мне в эти минуты нереальным и очень ранимым созданием, случайно попавшим в этот грубый мир. На лужайке справа зазвучал детский смех. Девушка повернула голову, и я в результате смог убедиться, что и лицо её было прекрасно. Неожиданно она остановилась, присела и что-то подняла с земли. Я был в метре от неё, потому, когда девушка поднялась, мне нетрудно было заглянуть в её ладони. Надеялся увидеть чудо, но увидел пару осколков от разбитой бутылки и окурок сигареты. Она сдунула с них дорожную пыль и изящными пальчиками бережно положила в нагрудный карман кофты. И тут я заметил, что руки девушки слегка дрожат, что она бледна. Вероятно, моё потрясение было так сильно, что содрогнулся воздух, или, быть может, моя душа, упав с небес, разбилась с оглушительным звоном. Не знаю. Однако, девушка вдруг повернулась в мою сторону. Взгляды наши встретились. Я не помню цвета её глаз. Помню, что они были особенными – лучистыми, светлыми, какие бывают лишь у детей и полевых цветов. Такие глаза смотрят насквозь. Она прочла мои мысли за несколько секунд. Губы её дрогнули, взгляд стал тусклым и холодным, черты лица заострились. Незнакомка развернулась, замерла на несколько мгновений, словно раздумывая или собираясь с силами, а затем, слегка наклонившись вперёд вдруг сорвалась с места и побежала, стремительно удаляясь от меня, как летящая птица. Я смотрел ей вслед, стараясь не выпустить из вида и выбирая между здравым смыслом, убеждающим меня идти своей дорогой, и каким-то бесшабашным желанием её догнать. Последнее и удивляло меня, и мучило.
