больны, в том числе туберкулезом в острой форме и др.» Считая «борьбу за освобождение в таких условиях элементом борьбы за жизнь» и исчерпав все возможности путем переговоров с представителями Советского правительства «прекратить систему расправы РКП над членами партии ЛСР, не получив никакого официального ответа на письменное заявление коллектива на имя ВЦИК и ГПУ от 27 марта с.г. о срочной ликвидации наших дел», левые эсеры с 4-х часов дня 1-го апреля объявили голодовку, выдвинув ряд требований: 1) немедленного освобождения всех левых эсеров (интернационалистов) из тюрем на всей территории РСФСР; 2) предоставления свободного выезда за границу тем из них, которые этого пожелают или кого правительство не сочтет возможным освободить. От имени заключенных заявление подписали Б.Д. Камков, А. Попов и Я. Богачев.
ГПУ вынуждено было отреагировать на эти требования, и 6 апреля 1922 г. И.С. Уншлихт сообщил М.И. Калинину: «Представителями ГПУ приняты все меры для прекращения голодовки, а именно:
а) назначено медицинское освидетельствование всех голодающих и в спешном порядке наиболее слабые помещаются в санаторий;
б) в течение 2 недель будут закончены дела всех ЛСР, причем им будет объявлено о решении, кто передается в ревтрибунал, высылается или освобождается»117.
По заданию Дзержинского следователем ГПУ С.М. Грункиным была обследована тюрьма Московского уголовного розыска. В своем докладе Грункин отметил переполненность тюрьмы заключенными (при вместимости тюрьмы на 200 человек содержалось 526), жалобы на грубое отношение при допросах, а заключенный Семенов заявил об избиении при допросе. 4 апреля 1922 г. Дзержинский наложил резолюцию: «Дело об избиении Семенова выделить, настоящий же доклад передать Центророзыску и нач. МУР для принятия возможных мер»118.
Дзержинский внимательно относился к просьбам и заявлениям, касавшимся заключенных. Так, в январе 1921 г. он получил от наркома здравоохранения Н.А. Семашко письмо А. Невзоровой-Лозовской с ходатайством об улучшении положения арестованного анархиста В.М. Эйхенбаума и переводе его из Бутырской тюрьма на общий режим. Не ранее 14 января 1921 г. Дзержинский писал Герсону: «Если возможно, перевести и доложить мне»119.
14 июня 1922 г. в ответе на обращение в Президиум ГПУ от председателя Московского комитета Политического Красного Креста Е.П. Пешковой о состоянии здоровья М.А. Спиридоновой им было указано своему секретарю. «Вернуть мне это с актом о состоянии здоровья Спиридоновой (скоро ли сумеет принимать участие в работах своей партии? Это главный вопрос для нашего врача.
2) Фишману разрешить уехать,
3) Богоявленской не разрешать ухаживать за Спиридоновой120.
19 сентября 1922 г. в записке в Политбюро ЦК РКП (б) Дзержинский предложил передать тюрьмы из НКЮ в ведение НКВД, обосновав необходимость этого решения. Он писал, что «международная политическая сторона не играет роли так как и во Франции, и в ряде других государств
