Петр стоял на месте с видом оглушенной рыбы. «Да идите вы!» – мысленно сказал Иван Ильич и первым шагнул к проруби.
Он ухватился за мокрый и уже вставший от мороза колом воротник свитера, одним рывком вытащил утопленника из воды и уложил на лед. Все это – молча, стараясь не смотреть в глаза тому, что еще вчера было Василием. Кто-то тут же прикрыл тело одеялом. Иван Ильич развернулся и пошел было к костру, да Петр тронул за плечо:
– Спасибо, Вань.
«И ты иди!» – чуть было не ответил он. Но вовремя опомнился.
Шериф засунул руки поглубже в карманы и заявил:
– Скорую за телом пришлю из райцентра, но это не раньше, чем к вечеру.
– Как это – не раньше? Что ж он, тут будет лежать? – возмутился Иван Ильич.
– Зачем тут? Можно в сарайку какую перетащить – дай мужикам на бутылку и дело с концом. Не на своей же машине мне его везти!
– На моей можно, – сурово ответил Петр. – Сейчас подгоню и кому надо на бутылку дам.
Иван Ильич мотнул головой и сказал:
– Никому не надо. Так поможем, не чужие.
Петр зашагал в сторону хутора, где жили Мурашовы и Бондари. Все мигом утратили интерес к происходящему и двинулись к костру. Иван Ильич тоже отошел погреться, оставив Василия в одиночестве на краю проруби.
Кузьминична, вытирая слезы – или речную воду – со щек, рассказывала односельчанам подробности встречи с покойником:
– Я, стал быть, гребу, а он как выскочит – и прям в глаза так: зырк! Думала, сама помру там же. Ну, Васька, ну, учудил! Сам ведь прорубь мастрячил, а оно вон зачем…
– Сам себе могилу… прорубил, – изрек Мурашов, затягиваясь папироской.
Жена в сердцах замахнулась на него.
– Поостри мне тут! Людей бы постыдился…
– Ну, будет тебе, Лиза, – примирительно сказала тетя Зоя, по старой памяти называвшая прежних учеников по именам. – Не время ссориться: человек погиб.
– Хороший человек, – добавил Иван Ильич.
– Дрянь, – обронил Мурашов.
Едва не уронив полотенце, Кузьминична отвесила мужу воспитательную затрещину. Тот с философским выражением лица оглядел дымящийся на снегу окурок и снова полез в карман за папиросами. Кузьминична же, возмущенная непробиваемостью супруга, добавила:
– Кому сказано: закрой поддувало! Хоть бы и дрянь – не тебе судить, алкаш проклятый.
Эти слова по-настоящему задели мужика. Мальчишки часто дразнились «Мураш-алкаш», но чтобы родная жена… И ведь пил не больше остальных, просто у него как-то веселее выходило. Между тем Кузьминична под укоряющим взглядом старой учительницы вновь присмирела и натянула полотенце на полные плечи.
– Стало быть, ты его последним видел? – спросил Назаренко Ивана Ильича.
– Наверное.
Мураш даже возмутился:
– Ну, щас! Ты днем на хуторе был, а я Ваську видал вечером.
– Оба мы видали, –
