явно требовалась помощь лекаря – благо все кровоточащие раны были хорошо видны. Но при этом командир не давал никаких распоряжений. Казалось, что-то выбило старика Рутерсварда из колеи.
Из шалаша, крытого шкурами, появился другой старик.
– Милорд, милорд! Гэлхэф! Гэлхэф! – Он сражался с тяжёлым пологом.
Отвоевав у занавеси чёрную шапочку, отряхнул её, водрузил на голову и бодро зашагал к Нинсону. Ингвар понял, что это никакой не старик, а крепкий пожилой мужчина с острыми чертами аскета. Серый облик и бородка будто маскировали его, добавляли лет двадцать. Но движения выдавали кипучую бодрость.
Ингвар присматривался, силясь вспомнить, где же он видел этого человека. Волосы благопристойно убраны под смешную высокую шапочку. Седая бородка аккуратно пострижена. Халат из серого шёлка, покрытый множеством плохо различимых в темноте узоров, застёгивался шестью парами чёрных шнурков. Каждая пара держалась каменным брелоком, выполненным в виде веве – персонального знака Лоа. Широкий чёрный пояс, чёрная сумка через плечо, чёрные сапоги. Старик был сама аккуратность и опрятность. Он поторапливал себя посохом с навершием в виде трёх обнимающихся ящериц.
Ни одной металлической детали не было в его наряде.
Похоже, колдун.
Ингвар понял, где видел мужчину. В гримуаре дознавателя, которым пришлось тайком воспользоваться для связи. Только там Нинсон был лишён возможности оценить пружинистую походку и принял этого человека за дряхлого старца.
Так, стало быть, никакой путаницы. Всё, как и говорила Тульпа.
Он подал сигнал. Чёрное зеркало ответило ему.
Старик обещал ждать. И вот ждёт.
И что же это выходит, тут расквартированы его люди?
– Милорд. Мой дорогой! – Старик чуть было не ринулся обниматься. Остановился только в последний момент. Со стороны должно было показаться, что его сдержали приличия. Дядька он ему, доверенный секретарь или верный помощник, но кто бы ни был, а всё же не ровня, чтобы обнимать легендарного колдуна.
Ингвар же чувствовал, что здесь скрывалась обычная брезгливость. Он посмотрел на замершие в нерешительности руки старца. Серые перчатки из паучьего шёлка ткались полгода, а стоили, наверное, десятки золотых талантов. Дорогой наряд неминуемо пострадал бы при встрече с подтёками крови и горячечного пота. За этой брезгливостью было невозможно что-то прочесть.
Стало ясно только то, что старик себе на уме и тревожится за господина куда меньше, чем показывает. Нинсон напомнил себе, что было бы странно, выбери он себе в помощники какого-нибудь мягкосердечного лаптя.
Но скребущее ощущение не ушло.
– Моё имя Эшер, милорд! Я сенешаль вашей временной резиденции и ваш помощник. Помогу вспомнить, что тут и как. Но первым делом нужно вас почистить. Во всех смыслах. Следуйте за мной.
Эшер повёл его за лагерь, на ходу распорядившись:
– Ставьте воду. Грейте камни. Готовьте всё.
Уголёк,
