взглядами отца девочки и его мамы умудрился пообщаться о чем-то с Татьяной наедине на кухне. А когда узнал, что девочку хотят назвать Ириной, сразу же возмутился и категорично запретил это делать, сказав при этом:
«Какая Ирина? Смотрите, какая беленькая и по-настоящему светленькая малютка – пусть Светланка и будет, Светик… наш». Тут же он наклонился к живому комочку и по-детски радостно заулюлюкал, раскачивая как на качелях внучку. На том и порешили, при этом никто, впрочем, и не воспротивился – Светлана, так пусть будет Светлана. При этом следует отметить, что и в дальнейшей жизни новорожденной из всех родственников Валерия только один дед всегда относился к этой девочке по – настоящему хорошо, с каким-то даже трогательным участием и при любой возможности, как только мог – баловал.
А Валерий только через несколько месяцев и исключительно по требованию опять же своего отца оформил отцовство на девочку и прописал ее в своей квартире. А Татьяна так и осталась бесправной приживалкой с еще возможно действующей на тот момент регистрацией в рабочем общежитии на койко-месте. И все потому, что и вторая ее попытка уже после рождения дочери уговорить мужа хоть как-то узаконить их отношения встретила еще более резкий отпор. К тому же она вдобавок услышала впервые высказанную вполне всерьез угрозу вытряхнуть из своей квартиры шмотки детдомовки на улицу – для дальнейшего проживания по месту прописки…
Мать.
Молодая женщина по жизни была очень одинокая так, как никогда не знала своих родителей и вообще никого из своих родственников. Будучи уже подростком в детском доме она постоянно пытала директора, воспитателей, нянечек – всех кто отработал в этом воспитательном заведении четырнадцать или более лет и задавала всегда один и тот же очень важный для нее вопрос:
«Каким образом и откуда ее привезли в детский дом? И самое главное кто?». Доставала всех и наконец, директор – добрая женщина уже в преклонном возрасте не выдержав пригласила девочку в свой кабинет. В сейфе нашла нужную папочку, усадила ее за стол и, они уже вдвоем стали перелистывать и читать слегка пожелтевшие странички документов. Женщина гладила Татьяну по спине и потихоньку рассказывала:
«В тот день двадцать пятого декабря я была на дежурстве в качестве воспитателя самой младшей группы детского дома. И как раз в тот же день у моего сына студента первого курса института в Ленинграде состоялось его первое торжество, как я поняла позже, отмечали Татьянин день. Я ждала от него звонка и тут позвонили с вахты и вызвали, а когда спустилась на первый этаж, то увидела закутанную в шерстяной платок и какую-то необъятную шубу женщину, державшую в руках запеленатого в ярко – желтое одеяльце с просто шикарным для наших забытых богом мест белоснежным бантом ребенка. Она протянула мне этот по-настоящему солнечный в зимнем мраке сверток и вкратце, явно сильно нервничая и сбиваясь, сообщила:
«Я находилась на железнодорожном
