Свое же раскрывать не хотелось, да и рано было, как он считал, бисер к ногам мутного гостя метать – мелко это. Он попросту не готов был к основательной беседе с Шершнем, хотя перспектива общения с ним могла себя оправдать. Пока самые значимые его козыри в руках Варвары; она всем владеет. А вот заставить эту упрямую бабу говорить он пока не может, хотя мысли имелись. Но если уж теперь он в доле с серьезными людьми, какие доступ к делам и богатствам Крутоярова имеют, то и самому надо ясностью владеть, считал Василий, иначе для чего весь его фарс. А не отработает, не оправдает надежды, то злыдень Шершень его туфту вскоре и просчитает, тогда уж ядовитое жало наверняка настигнет жертву, а словами и посулами от этакого делюги будет сложно отделаться. Тут свой трафарет кропить надо. В голову лезла лишь одна мысль; сына прижать на глазах матери, да так придавить, чтобы взвыл. Только жалостью и можно её разговорить. Иначе пустое дело.
Из всего дальнейшего полупьяного, делового разговора, он уяснил для себя лишь одно; Шершень, используя некоторые свои связи, намерен пытаться проникнуть в обозники к купцу, потому как по его раскладу, тот готовит большую экспедицию в предгорья Северного Урала и, что миссия у нее не простая. Однако об этом он предпочел пока молчать; ему необходимо время для подготовки и внедрения в доверенные самого Крутоярова. Остальные, как он выразился, подтянутся позже. Василий конечно не сомневался в его способностях влезть в доверие к ближайшему окружению влиятельного купца, но не совсем верил в скорый успех и перспективы довольно сомнительного предприятия. Его личные планы были куда более привлекательнее, интереснее и безопасней, нежели те, что предлагал заезжий стратег, однако делиться ими было преждевременно.
В семье Крутояровых было по праздничному весело и нарядно; готовились к встрече долгожданного гостя, друга детства из Екатеринбурга. По договоренности Иван должен был в условленном месте встретиться с посыльным из последнего обоза возвращавшегося с северных промыслов. Крутояров ждал его появления со дня на день, иначе Иван, в весеннюю распутицу, в одиночку, не смог бы безопасно добраться до их затерянного, оторванного от мира городка. Весной и осенью всегда было так. В остальное же время года связь с внешним миром считалась сносной. Изыскатель и геолог по профессии, Иван Данилович Ольховский был человеком науки; образованным и интеллигентным. Многое с самого раннего детства сближало Крутоярова, а позже и его семью, с Иваном, удивительно интересным и добрейшим человеком. В годы молодости он был частым гостем у Крутояровых; жил неподалеку от уездного городка. Но вот с переездом в Екатеринбург стал, со слов друга, забывать дружбу. Сам Гордей слыл человеком дела; искал, торил таёжные просторы, копал где можно и нельзя, горел душою и других зажигал, а вот Ивана больше к науке тянуло. Так и попал он в Екатеринбург, на кафедру в Университет; преподавал студентам геологию, занимался научной работой, исследованиями минералов, которыми здешний край был
