судя по воронкам, калибра 82 мм. Выстрелить в ответ успели три раза но, скорее всего, миномет был установлен на машине, которая скрылась из-под обстрела. Разрывы легли недалеко от штаба, в метрах 20—40, в месте скопления техники. У меня там стоял на посту младший сержант Кузнецов. Я быстро оделся, спать приходилось с утра до обеда, ночь уходила на проверку постов, и побежал к месту, куда упали мины. Подбегая, увидел, что он сидит возле одной из машин и машет мне рукой. На бегу кричу: «Живой?». Он отвечает спокойным голосом: “ Живой! Только немного оглушило, в голове гудит». Я ему: – “ Давай я тебя поменяю, ляжешь отдохнешь». А он: – «Не надо, все нормально. Сейчас пройдет». А у меня на душе радость, какие ребята хорошие попались. На этом обстрел не прекратился, дня через два все повторилось. Но на этот раз недолеты. Складывалось впечатление, что кто-то навел на нас дудаевцев, и они знают расположение штаба. Необходимо было усилить бдительность по охране штаба. Я построил личный состав и стал проводить инструктаж об изменениях в несении постовой службы.
Вдруг над нашими головами раздался оглушительный взрыв. Мина угодила в окно второго этажа, где находилась комната командира сводного батальона Глебова и начальника артиллерии Орехов. Тут же выбежал командир, весь в побелке и говорит, что на верху остался младший сержант Савельев из моего взвода. Я побежал туда. Наружная стена дома, большей частью разрушена, уцелевшие стены, посечены осколками. Дверь от удара взрывной волны была открыта в обратную сторону. Савельев сидит у печки, из которой валит дым. Во время взрыва его ударило дверью по голове и оглушило. «Это все мелочи. Главное – живой остался» – отвечает он. Мне нечего было добавить, он был абсолютно прав. Как все-таки тонка человеческая нить жизни. Ты живешь, но в один прекрасный момент может все прерваться.
Сегодня утром обсуждали переданное по радио сообщение. В нем говорилось, что на днях дудаевцы предприняли попытку захвата железнодорожного вокзала. Она им удалась, в результате десантный полк из Наро-Фоминска полностью уничтожен. Мы так давно не смеялись. Ведь мы находились на этом самом месте и не куда не уходили. Но смех наш граничил с ужасом. Это сообщение мог услышать кто нибудь из родных. Страшно было представить, что сейчас могло твориться дома. Здесь хочется несколько слов сказать о прессе. В погоне за очередной сенсацией журналисты порой выдают то, чего на самом деле нет. А ведь в таком деле ошибки недопустимы, если это касается тысячи человеческих судеб. Их слушают миллионы людей, и на их сообщениях складываются ошибочные представления о том, что происходит. И вообще, откуда они взяли такую информацию. За время нашего пребывания на вокзале ни один корреспондент у нас не побывал. Не знаю, какие цели он преследовал, передавая такие материалы.
Вернулся с очередной проверки постов. На улице пошел мокрый снег, а бойцам приходиться сидеть или лежать. Но солдатская смекалка всегда выручает в трудную минуту. Раздобыли фанеру, постелили сверху тряпье да плащ-палатку. В штабе батальона офицеры
