к востоку, направо – всегда только направо! Иначе придем не туда или вообще сделаем круг и вернемся. Так уже было, Хозяин; не повторяйте ошибок!
Наши шаги эхом отдаются в полутемном пространстве. По обе стороны от меня – ряд палат, наглухо замурованных кирпичом и ржавыми стальными дверями. Каждая из комнат – пристанище для больных, что вопиют, взывая к покою. Многие из них умолкают, едва заслышав шорох наших движений, а затем – вероятно, поняв, что спасение невозможно, – начинают стонать еще громче.
– Наверное, грезят о Смерти, – подмигивая, говорит Ламассу. – Но времени у нас катастрофически мало! Идем дальше!
Конечно, идем – что еще остается? Лабиринт коридора петляет, ветвясь на десятки проходов, но я верю, что мы не заблудились, не сбились с дороги. Сотни свечей озаряют нам путь; по стенам и высокому потолку бегают призрачные тени, принимая причудливый, порой пугающий облик.
Ламассу бредет, понуро склонив голову – так, словно ему уже не впервой. Отблеск огня на каменных сводах делает путь страшнее и ярче – кажется, будто бесплотные щупальца так и норовят схватить меня за разбитые в кровь, худые бледные руки. Подол моей мантии волочится по полу, цепляясь за острые камни и разбросанные повсюду лезвия да иголки.
– Хирургическое отделение, – шепчет Ламассу. – Тут всегда так, не обращайте внимания!
Обратной дороги нам уже, наверное, не припомнить; поворот следует за поворотом, звуки становятся протяжнее и глуше – подобно мышам, они прячутся по закоулкам, заползая сквозь щели в чужие палаты. Мы идем уже день; ноги деревенеют, каждый шаг дается все тяжелее.
– Скоро, скоро! Сейчас он появится! – сочувственно утешает меня Ламассу.
– Доктор?
– Нееет, что вы! До него еще далеко… Я про другого персонажа романа!
И подле очередной темной развилки я внезапно замечаю незнакомый, смутный, бесформенный силуэт. Ламассу яростно устремляется вперед и, не добежав пары шагов, поворачивает ко мне клыкастую морду.
– Вот и наш проводник, Хозяин! Смотрите! Он – не последний герой надвигающейся драмы. Советую хорошенько к нему приглядеться!
И действительно – в сумраке, за поворотом, на низкой деревянной кушетке, обитой выцветшим жаккардом, ссутулясь и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, сидит маленький человечек. Ростом он, пожалуй, чуть выше собаки; робкое и умиротворенное выражение лица его словно бы шепчет: «Я всегда к вашим услугам!»
Танцующее пламя свечи отражается в его круглых, окаймленных дешевой оправой очках. Старомодный костюм делает человечка похожим на изваяние далекого прошлого, а огромная лысина с несколькими оставшимися седыми волосками, тщательно зачесанными набок, еще более усиливает ощущение затхлости и архаичности.
Я молча смотрю ему прямо в глаза: лицо его кажется мне до боли знакомым. Тени все так же мечутся по пропитанным сыростью стенам больничного коридора; я чувствую, как по полу растекается ледяной воздух из закрытых палат, оставшихся далеко
