что полученное от тебя письмо – для меня, ты, конечно, понимаешь, полная неожиданность. Каждая строка в нём переворачивает всё во мне, оно попросту оскорбительно. Не задумывался, как можно истолковать моё письмо, но прекрасно помню, что думал, когда писал. Не понимаю, из чего ты всё это наворотила, а определения вроде "скотские отношения" можешь приберечь для других. Это настолько противоречит действительности, что я считаю унижением в этом оправдываться. Если ты просто этим письмом решила грубо порвать всякие отношения со мной, то зачем всё предыдущее?
Неужели оскорбительной мерзкой похотью можно объяснить желание видеться с тобой?
А для того, чтобы не приезжать в Ленинград, не было никакой необходимости в моих письмах выискивать, чёрт знает – какой, смысл. Могла просто сказать, что не приедешь.
Маринка! Мне всё прежнее казалось таким хорошим, что обидно, что ты этим письмом так запятнала мои мысли о тебе. Не понимаю, из чего взялось это письмо, зачем оно тебе было нужно. Жаль, очень жаль.
23.10.56 г.
Действительно, я была в какой-то "белой горячке". Ты знаешь? Я прочла письмо, и твоя фраза "Несколько раз просыпался с мыслью, что ты рядом. Но я был один" показалась мне оскорбительной. Ну, конечно, я тут же накатала тебе письмо, а уж через 5 минут жалела. Мне показалось, что по приезде в Ленинград ты мне скажешь: "Не понимаю, зачем ты приехала?.. Ведь я тебе ясно всё изложил!.." Ты же знаешь, что это – мой больной вопрос. Но если это не так, то я тут же беру слова обратно и очень прошу меня извинить.
Если ты ещё хочешь, то я, вероятно, приеду в Ленинград. Я уже получила письмо от сестры, которая очень хочет видеть меня, ну и т. д..
Вадька, не обижайся! Ладно? Если приеду, я тебе всё объясню.
25.10.56 г.
Признаться откровенно, я не на шутку обиделся на тебя за тон и слова твоего письма. Я несколько раз перечитывал его и не верил, что это ты могла написать. И это – после предыдущего письма, такого тёплого и нежного! То письмо в тот день я разорвал на мелкие кусочки и уничтожил. Это было первое письмо, с которым я так обошёлся. Оно было – как пощёчина. Мне было стыдно при одной мысли, что его может кто-нибудь прочесть. Но другое, написанное перед этим, я прочёл ещё вчера, – стало как-то грустно, и я решил, что всё же через пару дней напишу тебе пару слов.
И потом ты не представляешь, как мне самому неприятно брошенное так неуместно слово (слово – не воробей…) «дура». Я не раз об этом думал прежде и каждый раз ругал себя. У меня до сих пор не выходит из головы эта вдруг откуда-то выскочившая фраза. У меня было тогда такое чувство, что её сказал не я, а кто-то другой в моём присутствии. Но извиняться я тоже считал глупым. Это ничего не меняло бы, – всё равно уже сказано, сказано глупо, неуместно. А твои слова в конце того письма не раз приводили меня к мысли: "Если бы и стоило назвать, то теперь…", но я тут же вспомнил Зерновую, неловкость того момента, а затем – многое хорошее, что было тогда, а после всего – нежность твоего предпоследнего письма (твоё "целую глазки"), буквально
