головой. – Это большие деньги, – добавила Делла.
– Я знаю, что это большие деньги, – с горечью ответил адвокат, – но браться за это дело я не собираюсь. Этот парень – избалованный сынишка миллионера. Все ему приносили на блюдечке с голубой каемкой, ничего не приходилось добывать самому. И впервые столкнувшись с отказом, он схватился за пистолет и начал стрелять. Теперь он говорит, что сожалеет, и думает, что все как-то утрясется.
– Ты мог бы добиться для него пожизненного заключения, – указала Делла. – Это все, о чем просит мистер Уоррен. Ты собираешься защищать эту Браннер, зная, что не получишь ни цента, но отказываешься от такого большого гонорара.
– В деле Браннер есть элемент загадки, намек на поэтическую справедливость, – ответил Мейсон. – Здесь все элементы захватывающей человеческой драмы. Это не значит, что я пройду весь путь до конца. Я просто намерен использовать те таланты, что даровала мне природа, для достижения справедливости. А если я возьмусь за дело Уоррена, то мои таланты и мастерство пойдут на оправдание грязного преступления, совершенного избалованным сынком глупого и во всем потакающего своему отпрыску отца. Не забывай, это не первая передряга, в которую попадает этот мальчишка. В прошлом году, он, управляя автомобилем, насмерть сбил женщину. Папаша его отмазал, купил его свободу. Теперь он хочет купить адвоката, чтобы тот нашел способ спасти сына от смертной казни. Да пошли они оба к черту! Позвони Дрейку. Пусть подходит.
Пока секретарша звонила, Мейсон вышагивал по офису, заложив большие пальцы в карманы жилетки и наклонив голову в глубокой задумчивости. Наконец, он остановился перед Деллой.
– Что такое, Делла? Может, проще дойти, благо мы в одном коридоре, чем так долго звонить? В чем проблема?
– Это телефонистка коммутатора, – ответила Делла. Она диктовала мне только что полученную радиограмму с «Монтерея». Одну минуточку, и ее прочту. – После чего сказала в трубку: – Соедините с «Детективным агентством Дрейка» и скажите мистеру Дрейку, что босс ждет его у себя. – После чего положила трубку и расшифровала стенографическую запись: «ЕПИСКОП УИЛЬЯМ МЭЛЛОРИ ПЛЫЛ В АМЕРИКУ ИЗ СИДНЕЯ И СИДЕЛ ЗА МОИМ СТОЛОМ. ЕМУ ЛЕТ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ. РОСТ ПЯТЬ ФУТОВ ШЕСТЬ ИЛИ СЕМЬ ДЮЙМОВ, ВЕС СТО СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ИЛИ ВОСЕМЬДЕСЯТ ФУНТОВ. МЫ ПРОВЕРИЛИ ВСЕХ ПАССАЖИРОВ. СЕЙЧАС ТАКОГО НА БОРТУ ТОЧНО НЕТ». И подпись: «КАПИТАН Э. Р. ЙОХАНСОН».
– Капитан молодец, – кивнул Мейсон. – Понял, что дело серьезное.
– Может, епископ где-то спрятался, – предположила Делла.
Мейсон покачал головой.
– Нет. Я верю словам капитана Йохансона. Если он говорит, что этого человека на борту его корабля нет, можно не сомневаться, что так оно и есть.
– Тогда Дрейк ошибся, думая, что епископ поднялся на борт «Монтерей» и уже не сошел на берег.
– Если он был с чемоданами, то мог… – Мейсон замолк на полуслове, задумчиво взглянув на Деллу Стрит. – Отправь еще одну радиограмму капитану Йохансону. Спроси, нет ли на борту или в багажной
