стала жаловаться на жизнь, рассказала о своем покойном муже, расписывала, как стала жертвой киднеппинга, – на этом месте Эльвира перестала есть, открыла рот и смотрела на меня восхищенными глазами.
– Ну ты дала, соседка… – уважительно поцокала она. – Молодец, не сломалась, растешь в моих глазах. Черт, не знала про эту историю – я ведь только полгода в Центральном развед… тьфу, в центральной ментуре работаю.
Заметив, что я ухожу в депрессивный анабиоз, она сменила тему, стала с хохотом повествовать о своей неудачной попытке наладить семейную жизнь. О крохоборстве мужа, об отчаянных его попытках забраться под каблук жены и тихо там сидеть, ни о чем не помышляя.
– Вот на хрена мне такой мужик, скажи? – бормотала захмелевшая Эльвира. – Подчиненных мне и так хватает – только и делают, что в рот заглядывают да спешат услужить, а за спиной гадости говорят. Мужик мне нужен, а не эта размазня… Заработать денег толком не может. Что-то сделать своими руками – тоже, потому что руки не оттуда растут. Ходит весь пришибленный, запуганный, в каждой покупке выгоду высчитывает, каждую копеечку перебирает… Рассказать его любимую фишку? – засмеялась она. – Поднимается на лестничную площадку, достает ключи, но вытирает ноги не о свой коврик под дверью, а о соседский, чтобы свой не пачкать. Представляешь? И только после этого заходит в квартиру. Я как увидела, меня чуть не стошнило…
Мы досиделись до того, что я вообще не помнила, как оказалась дома. Хорошо, что дома, а не на стройке. Проснулась в собственной кровати – разобранная, немытая, исполненная глупых предчувствий, основанных непонятно на чем. Зазвонил телефон, я схватила трубку и облегченно вздохнула, услышав ехидный голос Шуры:
– И что у нас с хорошими новостями, подруга?
– За хорошими новостями не ко мне, – хрипло отозвалась я.
– Спишь, что ли? – удивилась Шура. – Но у вас уже одиннадцать утра.
– Болею, – призналась я.
– Подожди, сейчас догадаюсь… С соседкой отмечали день единства всех незамужних женщин мира?
– Не ревнуй, это всего лишь соседка. Подожди, – клетки мозга понемногу просыпались, – что значит «у вас уже одиннадцать»? А у вас?
– А у нас двенадцать, – невозмутимо отчиталась Шура. – Я немного не дома. Рудик вывез на Бали – очень хочет мне понравиться.
– Так ты сейчас на Бали? – поразилась я.
– Ну да, – удивилась она. – А что такого? Это не Антарктида, в конце концов. Здесь полно нашего брата. Вот лежим в пятизвездочном номере, с террасы заглядывает солнышко, повсюду пальмы, пальмы… аж выходить туда не хочется. Звоню из кровати, Рудик спит, устал за ночь, доказывая свою великую и всепобеждающую любовь. Я тоже, знаешь ли, немного устала, – с жеманными нотками призналась Шура. – Это была непростая ночь. Такая, знаешь, с элементами героической эротики… – и добавила, что-то уловив в моем насыщенном ядом молчании: – Вот только не надо злобно хрюкать из подворотни,
