ее судьба была небезразлична. Вот я и подумала, может, вы хотите удочерить Ларочку?
– Ясно… – засмеялся Виталий. – Ясно! С тобой все ясно. Что, так и оставишь девчонку в приюте? Ты ее сестра, а мало́й – тетка, и тебе все равно, с кем она будет жить? Я-то мужик, со мной все ясно, а вот ты – как бы девушка, женщина, будущая мать… Ты на самом деле допускаешь, что я, чужой ей дядька, возьму и удочерю ее? Вику я любил, да, но ее-то уже нет в живых! А что я сам-то могу дать ребенку?
– Хорошо, Виталий. Я думаю, мы поняли друг друга. Давайте-ка разбежимся, пока не наговорили друг другу лишнего, – холодно произнесла Катя, вставая и ясно давая понять гостю, что он здесь явно задержался. – Похороны послезавтра, в двенадцать, адрес вы знаете.
7
Он приехал к ней через два дня, ранним утром. Машина остановилась перед воротами. Валентина в это время высаживала цветочную рассаду и была одета в рабочие штаны, свитер, фартук, на руках – садовые перчатки. Она так увлеченно работала, что не сразу даже поняла, что машина остановилась именно рядом с ее воротами, потому что к соседям то и дело приезжало до десятка машин за день. От мощных грузовых фур с мебелью до изящных кабриолетов. Подняв голову и увидев знакомый «Мерседес», она не поверила своим глазам. Ведь финал их с Игорем Николаевичем вечера никак не предполагал развития этого сюжета. Прекратив по его инициативе разговор по интересовавшему ее вопросу, они остаток вечера просто ужинали, беседовали на какие-то отвлеченные темы, даже шутили, смеялись. Вспоминали общих знакомых – коллег по работе, а потом и вовсе скатились к производственным проблемам…
И вот теперь он стоял за черной чугунной решеткой ворот и наблюдал за тем, как она, нервничая, пытается стянуть с рук тесные, перепачканные землей перчатки…
– Ну, что, гостей принимаете? – услышала она и почувствовала, как кожа ее покрывается мурашками.
– Игорь Николаевич, господи, как же я рада! – Она наконец-то стянула перчатки и бросилась отпирать ворота. – Проходите, пожалуйста…
Распахнув ворота, она жестом предложила ему заехать во двор. И когда проделала это и добилась того, чтобы он ее понял, вдруг с ужасом осознала, как глупо, наверное, она выглядит, предлагая ему заехать к ней. А что, если он приехал вовсе даже не в знак того, что принял ее предложение, а напротив – чтобы предложить ей, скажем, уволиться! Или еще по какой-то другой причине?! Может, он вообще приехал лишь на минуту!
Однако он, кивнув ей и улыбнувшись, вернулся к машине, сел, заехал, и Валентине не оставалось ничего другого, как запереть за ним ворота.
– Вот и славно… Я рада вас видеть… – говорила она, с волнением наблюдая, как он выходит из машины. Что-то он сейчас ей скажет? Как себя поведет?
– Вообще-то, я приехал жить к вам. Если вы, конечно, не передумали, – услышала она, и ноги ее подкосились. Она подумала, что ей все это снится. Что так, как он себя ведет, что говорит, как смотрит и улыбается – все это возможно только во сне. Или же она сошла с ума.
– Хорошо, отлично.
