очень красивый парень.
– Ну так вот. Это было во время войны. Наш орбитальный лайнер был захвачен. Этот лязг бронированных скафандров, красивые яркие вспышки армейских бластеров я помню как сейчас. Эти космические пехотинцы такие бравые парни! У них есть такой прекрасный обычай – после абордажа судна водить красавиц в капитанскую баню. Там я, мягко говоря, потеряла свою невинность. Я не помню лиц, которые… но в память о том дне, мой сын носит имя Жан Латник. О! Я бы много могла рассказать вам о настоящих вояках! Что одни вытворяли со мной в капитанской бане, пока другие парили в микроволновке моему мужу пятки, допытываясь, куда он спрятал деньги.
Толстая Фантина рассмеялась и налила себе самиздательского, чтобы промочить себе горло, пересохшее от этой длинной речи.
Итак, детство Лики Монтелу протекало в рассказах о людоедах, чёрных трансплантологах, нетипичных алкогольных глюках и космических разбойниках.
В жилах её няни Фантины, текла кровь наверно самых горячих народов Земли или Луны ( сам чёрт не разберётся в её происхождении). Поэтому Лике вместе с молоком кормилицы передались страстность и богатая фантазия, издавна свойственные людям, подобным Фантине.
Лика сжилась с этим миром, где пьяные бредни и трагедия переплетались. Он нравился ей, и она научилась его не бояться. Она с жалостью смотрела на перепуганную малышку Мэд и на свою нудную старшую сестру Орту, которая явно сгорал от желания спросить няню, что делали с ней космические пираты в капитанской бане.
А восьмилетняя Лика сразу догадалась, что там произошло. Со своим юным другом Николкой из простых рабочих фермы, она не раз наблюдала, чем занимаются взрослые в оранжерейном инкубаторе, когда думают, что их никто не видит. Знающий Николка объяснил, что после этих кувырканий у людей появляются дети. Так же у Фантины появился её Жан Латник. Лику смущало только одно: почему кормилица рассказывала об этом то голосом томным и взволнованным, то с искренней ненавистью.
Впрочем, зачем допытываться, отчего Фантина приходит в бешенство или задумчиво умолкает. Достаточно, что она всегда рядом и может спеть колыбельную песенку или рассказать о проклятом враче Жунне.
Старый Гим был попроще. Говорил он с непонятным акцентом, что забавляло. Вот уже пятнадцать лет, как он, хромая, пришёл на ферму, попросил стакан зелёной спирулины или чего покрепче, да так и остался. Рассказы о его геройском прошлом внушали доверие и уважение. Ярким доказательством чего служила его боевая рана в задницу. Так как он был мастером на все руки, то с лёгкостью прижился на бионической ферме. Он мог починить что угодно, был у барона на посылках, как золотая рыбка. Благодаря своему акценту вместо барона он радушно принимал сборщика налогов, он так мастерски посылал последнего далеко и надолго, что тот всегда спешил с воодушевлением начать путешествие.
Где он служил, никто не знал, но все были твёрдо уверены, что определённо в войсках. Старый Гим часто натирал до блеска свой боевой скафандр неизвестного происхождения и чудовищными
