и поставила на порог. Взглянув на меня, ткнула в неё пальцем, буркнула что – то невнятное и, покачав головой, пошла дальше. Я пожала плечами, не понимая, что означают её слова, и подождав, пока гречанка отойдёт подальше, приподняла кольцо и резко отпустила. Кольцо оказалось довольно тяжёлым, а щелчок, прозвучавший при ударе о планку, на которой держалась голова, был похож на пистолетный выстрел.
За дверью послышался вздох и недовольное ворчание. Я понимала, что, по причине скудных знаний греческого языка не смогу объяснить причину, по которой побеспокоила хозяев, и собралась пуститься наутёк, но дверь открылась неожиданно быстро, словно древняя, тоже одетая во всё чёрное старуха, выглянувшая из – за неё, давно стояла с обратной стороны, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Должно быть, я была не первой, кто тревожил её покой подобным образом.
Бежать было поздно, да и неудобно, и я стала лепетать извинения, покаянно сложив ладони и глядя на смуглое морщинистое лицо, крючковатый нос и сухие втянутые губы старухи. Однако та меня не замечала и застыла столбом, сосредоточив внимание на удалявшейся гречанке. Её голова, обрамлённая седыми космами, выбившимися из – под косынки, чудом державшейся на затылке, мелко подрагивала, губы беззвучно шевелились, шепча что – то явно непредназначенное для чужих ушей. Долгий пронизывающий взгляд, провожавший гречанку, говорил о том, что между этими женщинами существует давний затянувшийся конфликт, разрешить который не под силу никаким потрясениям и даже самому времени, замедлившему свой бег в этих сонных безлюдных улицах.
Можно было продолжать путь, но я оставалась на месте. Что – то было в этой старой, и, как мне казалось, глубоко несчастной женщине, притягательное, заставлявшее испытывать чувство сострадания и порождавшее невольное желание ей помочь.
Гречанка прошла метров сорок, и ни разу не оглянувшись, исчезла за поглотившей её дверью. Вздохнув, старуха перевела взгляд на меня и удивлённо подняла брови, словно я появилась здесь только сейчас. Я смутилась, представив себе, что думает эта женщина, глядя на белобрысую и краснокожую великовозрастную девицу, одетую в короткий топик и джинсовые шорты с потрёпанными внизу краями, едва прикрывавшими ягодицы, и чувствовала, что моё лицо, и не только лицо, а вся обгоревшая на солнце кожа краснеют ещё больше. Я развела перед нею руками, давая понять, что ещё раз покорнейше прошу прощения и развернулась, чтобы идти восвояси, но та вдруг заговорила, показывая пальцем на мои воспалённые чресла. Похоже, старуха хотела объяснить, чем лечится подобный недуг.
– Мне очень жаль, но я ничего не понимаю…– ответила я, и, тыча пальцем себя в грудь, представилась, – я Лера, Валерия…
– Леа… – ответила старуха, показав на себя, и снова стала что – то объяснять.
И вправду жаль, что я ничегошеньки не понимаю, думала я, кивая головой, возможно, её совет пришелся бы кстати. Прерывать
