style="font-size:15px;"> Матвеев, наверное, собирался.
Когда-нибудь.
Почему бы и нет?
Летом Максим Матвеев дал мне понять, что восемнадцатилетние девушки его совершенно не интересуют, о столь юных особах он может лишь заботиться (в случае необходимости) и не более того[1]. Устав от стратегических планов Эдиты Павловны, я тогда облегченно вздохнула: почти союзники, а это уже неплохо. Мне оставалось лишь гадать, рассердится бабушка на Матвеева, когда поймет, что он не собирается связывать свою судьбу с моей, или нет? Максим ничего не обещал, и ни один поступок нельзя было поставить ему в вину. Эдита Павловна могла сердиться только на себя.
Спокойный открытый взгляд, сдержанная улыбка, ровный голос… Мне нравится наблюдать за Матвеевым и знать, что мы заодно. Хотя «заодно» – это, конечно, громко сказано. Мы делаем вид, будто бабушкины планы от нас скрыты, киваем друг другу при встрече, неторопливо разговариваем за столом, пару раз танцевали (Эдита Павловна «вышла в свет» только через месяц после «побега» Нины Филипповны), и между нами больше не возникает напряжения, которое присутствовало почти сразу после знакомства. Но ни на минуту я не забываю о том, кто друг Максима Матвеева. Ни на минуту. Клим Шелаев – враг семьи Ланье, человек, в присутствии которого мне нельзя произносить «никогда», потому что это слово (по неведомому закону) сразу меняет смысл на противоположный. Я не видела Клима три месяца, но не проходило дня, чтобы я не вспоминала о нем, – плохое всегда трудно забыть, наверное, именно поэтому в голове частенько проносятся фразы Шелаева, а перед глазами всплывает его черный образ.
Бабушка указала Климу на дверь, и он исчез, словно фамилия Ланье никогда и ничего для него не значила. «Растворился в воздухе, точно дьявольский фантом», – состроив страшную гримасу, пошутила Симка.
Нет, Шелаев не доставлял Эдите Павловне удовольствий: он не появлялся то тут, то там, не упоминал ее имя в разговорах (иначе бабушке стало бы об этом известно), не старался хоть как-нибудь уколоть или отомстить. Клим пошел другим путем, он обрек Эдиту Павловну на особое одиночество – жизнь без главного и лучшего врага. Иногда я задавалась вопросом: «Кто кого наказал?» – и ловила себя на том, что сама тоже улыбаюсь почти дьявольски.
Я ругала себя за воспоминания, за редкую непонятную дрожь в руках и ногах (при мыслях о недавнем прошлом) и настойчиво выращивала в душе равнодушие к Шелаеву, но оно по закону подлости совершенно не выращивалось.
«Ты останешься на ночь? Сегодня или еще когда-нибудь?»
«Какого цвета на тебе платье?»
«Помни, Анастасия, я жду, когда ты станешь очень сильной».
Разве можно забыть подобные фразы? Вот у меня и не получалось… Иногда они пришпиливали меня к стенке, приходилось закрывать глаза и сжимать губы, решительно перечеркивая все, что только можно!
В сентябре Лера встретила Шелаева на загородной вечеринке
Об этом можно прочитать в романе Ю. Климовой «Бешеные страсти» (М.: Эксмо, 2013).
