застенках НКВД!
Соколов зааплодировал, изобразив на лице крайнее восхищение:
– Хорошо!
Но аплодисменты резко оборвались, а голос майора вдруг стал неприятно проникновенным:
– Доносов много уже написали?
– Каких доносов?
– Как каких? Обыкновенных. На сотрудников милиции, которые, опьяненные идеями ксенофобии, незаконно придираются к членам вашей общины и даже доходят до того, что фабрикуют уголовные дела, выбивают из членов общины признания и подбрасывают наркотики при задержании! Да? Я запомнил даже. Слог, так сказать.
На физиономии Багирова отразилась такая обширная гамма чувств, что милиционеру снова захотелось ему похлопать. Здесь было и искреннее негодование, и растерянность, и покорность судьбе, и пламя революционной борьбы – в общем, стань глава общины актером, Хабенскому бы сделалось стыдно за свою бездарность.
– Я, товарищ майор, – начал «артист» с придыханием, – даже как-то не понимаю, о чем вы говорите. О нарушениях законности если, то – да. За вашими сотрудниками такое иногда водится. Но ведь и мы… Мы просто иногда указываем на недостатки. И приятно, что к нам, простым гостям России, прислушиваются. Наконец-то и к нам стали поворачиваться лицом.
Святослав слушал полные трогательной искренности речи подозреваемого и понимающе кивал. А когда поток красноречия наконец иссяк, он попытался вернуть беседу в адекватное русло:
– Ну, ладно. Давайте теперь по существу поговорим. Как взрослые разумные люди.
– О, а вот это я люблю, – встрепенулся Тагир, и в его глазах блеснул огонек понимания. – Люблю, когда по-нашему говорят, по-серьезному. Предшественник-то ваш, Поляков, не понимал, что жизнь поменялась уже. Так он и жил, как в РСФСР своем. А все уже, все по-другому.
– Это точно.
Багиров вытащил из-под стола объемистую спортивную сумку, майор незаметно положил руку на тревожную кнопку под столешницей. Если что, пара милиционеров ворвется в кабинет через секунду. А там и оперативники подоспеют. Впрочем, судя по выражению лица Багирова, воевать он не собирался. Наоборот, его скуластую физиономию будто елеем помазали – она прямо светилась готовностью установить добрососедские отношения.
Взвизгнула «молния». Руки с узловатыми пальцами отогнули края ткани, чтобы продемонстрировать содержимое во всей красе. А содержимого было изрядно. В сумке оказалось два отделения – побольше и поменьше, – и оба до краев были набиты пачками рублей. Аккуратными, перевязанными банковской лентой. Одно загляденье, в общем.
Соколов внимательно посмотрел на деньги, а затем на улыбающегося во все зубы Тагира. Тот понял этот взгляд по-своему и разыграл целую пантомиму. Сначала показал на маленькую секцию и обвел руками стены управления милиции. Затем ткнул в большое отделение и в Святослава. Пояснения для всего этого представления не требовались. «Деньгами из меньшего кармана можно поделиться с нужными подчиненными. А из большого – забрать
