связанными с получением информации из пространства. Как-то раз нам было предложено обменяться любой своей вещью – украшением, предметом одежды, какой-нибудь полезной штуковиной типа зажигалки – с соседом-участником. После этого учитель рассказал: есть так называемая «точка входа», место, с которого можно начать медитацию на предмет и получить информацию о нем или его хозяине. «Точкой входа» может оказаться застежка ожерелья, острие стержня ручки, орнамент на брелке… Иногда эти места одинаковы для всех людей, иногда разным людям проще начать с разных «дверей». Так или иначе, это упражнение поразило меня точностью, с которой удалось получить очень личную информацию о мужчине-участнике, с которым до начала упражнения я даже не общалась…
Возвращаюсь в мир буковок. С людьми и местами та же самая история, только входом в более глубокий контакт становится имя или название.
Мы даем любимым другие имена или какие-то распространенные версии имени становятся «другими» в наших устах, наделенными особой интонацией, смыслами, оттенками. Так мы присваиваем себе частичку дорогих людей, создаем наш отдельный канал связи, нашу близость, пространство. Это как секретный пароль, как дверь в спальню: войди и закрой ее за собой, оставь весь остальной мир пока за бортом. Мы к нему успеем вернуться, а сейчас давай просто побудем вдвоем…
Например, когда на меня снизошло решение переехать в Петербург, он стал называться именно так. «Вообще-то тогда уж правильно говорить Санкт-Петербург», – поправил меня отчим-филолог. «Может быть, но вот ты же называешь маму не Верой, а Леличкой?». Он улыбнулся, поймав мою мысль.
Город на Неве был для меня рыцарем, моим защитником, сильным, смелым, искренним другом-поклонником. Я проживала там красивый опыт, чуть театральные истории, проживала свою свободу-одиночество и одновременно никогда не чувствовала себя покинутой, потому что город смотрел то синими, то серыми глазами – небесными и речными, обнимал меня ветром и всегда баловал удивительными встречами, счастливыми обстоятельствами… А в последние недели жизни там превратился вдруг в Питер, более расслабленный и несовершенный – парадный пиджак остался висеть на спинке стула. Эти дворы-колодцы, заваленные снегом тротуары, эта вечно невозможная удивительная погода… И пальто моего бойфренда, которое он купил в каком-то дизайнерском магазинчике, приехав ко мне в гости: почти белогвардейский китель, только портной, видимо, был легким человеком, не занудничал, следуя и без того очень вольной выкройке. В этом особый питерский шик: жить небрежно и стильно, расслабленно и с безупречной осанкой. Из воздыхателя мой город превратился для меня в интеллигентного хулигана, с которым у меня, хорошей дерзкой девочки, своя неразрывная связь…
Потом была Прага – незнакомая летом, многообещающая в начале осени, щемяще-любимая Пражка накануне моего отъезда в Индию. И наконец, Prague – потому что я часто говорила о ней с европейцами. Вот так, бывает, влюбишься и ездишь всем по ушам со своими чувствами,
