Конрад Дарк, его матери, – ее не устраивала ветвь Пенхаллоу, откуда происходила Джоселин.
Их свадебный вечер был веселым и старомодным, в лучших традициях Пенхаллоу. Присутствовали родственники до четвертого колена, и все сходились во мнении, что никогда не видели более красивой невесты и столь подходящего, восхитительного жениха. Когда свадебный ужин и торжества закончились, Хью увез невесту в «Лесную Паутину», ферму которую он приобрел в Трех Холмах. Что произошло за те три часа между минутой, когда Джоселин, все еще в фате и атласе – ибо у Хью была романтическая мысль провести жену через порог нового дома в блистающем наряде невесты – ушла из вдовьего жилища своей матери в Серебряной Бухте в мягкую прохладу и мерцание сентябрьской ночи, и моментом, когда она вернулась обратно, пешком, все еще в свадебном, но уже потрепанном платье, никто не знал и не имел ни малейшего понятия, несмотря на все расспросы и догадки. Даже своим растерянным родственникам Джоселин сообщила лишь то, что никогда не сможет жить с Хью Дарком. Что касается Хью, он вообще ничего не сказал, и мало кто осмелился спросить его.
В безнадежных попытках узнать правду множились догадки и сплетни. Высказывались всевозможные объяснения и предположения – по большей части довольно нелепые. Например, что Хью, едва введя невесту в дом, заявил, что хозяином будет он, и предъявил свод правил, которым она должна следовать. Ни одна женщина не имеет права управлять им. Версия разрослась до измышления, что Хью, дабы приняться за дело должным образом, заставил или пытался заставить Джоселин ползать по комнате на четвереньках, чтобы преподать ей урок, кто в доме хозяин. Какая женщина, а тем более дочь Клиффорда Пенхаллоу, смирилась бы с подобным обращением. Джоселин швырнула ему обручальное кольцо и убежала прочь из дома.
Другие говорили, что Джоселин бросила Хью, потому что он отказался избавиться от кошки, которую она ненавидела. «А теперь, – скорбно заметил дядя Пиппин, – кошка сдохла». Некоторые предполагали, что они поссорились, потому что Джоселин не одобрила его грамматику. По версии других она обнаружила, что он атеист. «Знаете ли, его дед читает эти ужасные книги Ингерсолла2. А у Хью они стоят на полке в спальне». Была версия, что она не соглашалась с ним. «Его отец был таким, знаете ли. Не мог вынести ни малейшего возражения. Когда он говорил: «Завтра будет дождь», его приводило в ярость, если вы отвечали, что, возможно, будет ясно».
Или Хью упрекнул Джоселин, что она слишком горда, и заявил, что больше не собирается мириться с этим. Он ходил кругами целых три года, но, черт побери, пора менять фигуры танца. Разумеется, Джоселин была гордячкой. Клан признавал это. Да и какая женщина стала бы без гордости носить такую корону золотисто-рыжих волос? Но разве это извиняло жениха, распахнувшего дверь своего дома и холодно предложившего своей невесте забирать свое чертово высокомерие туда, где ему место?
Дарки не признавали этих бредовых небылиц.
