и успешный брак никак не связаны. На этом распрощаемся.
Повернув за угол, я увидел мелькнувшие в коридоре каштановые локоны. Франческа шастала по дому и, скорее всего, слышала разговор. Ничего страшного. Как я уже говорил: она была безобидна как котенок без когтей. А вот заставлю ли я ее урчать, целиком и полностью зависит от нее. Я не был особо заинтересован в симпатии Франчески, существовали и другие места, где я мог ее найти.
– Просто для ясности: все кончено? – Кристен споткнулась, пока я вел ее по ступеням к выходу из дома.
– Схватываешь на лету, – пробурчал я.
Мне не претила мысль завести любовниц, но я больше не могу позволить себе громкую интрижку. А поскольку Кристен – алчная журналистка, все в ней кричало о скандале.
– Знаешь, Вулф, ты считаешь себя таким неприкасаемым, потому что тебе улыбнулась фортуна. Я в этом деле уже достаточно долго и знаю: ты слишком тщеславен, чтобы добиться большего, чем есть у тебя сейчас. Ты тот еще фрукт и считаешь, что тебе все сойдет с рук. – Кристен остановилась у двери. Мы оба понимали, что это ее последний визит.
Я ухмыльнулся и отмахнулся от нее:
– Напиши статейку, милая.
– Это будет плохо смотреться в газетах, Китон.
– Милая летняя свадьба по католическим канонам для двух юных известных персон? Рискну.
– Не такой уж ты и юный.
– Не так уж ты и умна, Кристен. Прощай.
Отвязавшись от мисс Рис, я вернулся в кабинет, чтобы прогнать Бишопа и Уайта, а потом направился в восточное крыло проведать Франческу.
Утром у ворот дома появилась ее мать с вещами и кричала, что не уйдет, пока не убедится, что с дочерью все в порядке. Хоть я и сказал Франческе, что вещи, которые она не успеет упаковать, останутся в ее прежнем доме, важнее сейчас обуздать ее родителей, чем преподавать ей ценный жизненный урок. Ее мать была ни в чем не повинна. Как и сама Франческа.
Я толкнул дверь в спальню своей невесты и обнаружил, что она еще не вернулась со своих бесцельных блужданий. Сунув руки в карманы узких брюк, я лениво подошел к окну. Франческа была в саду: одетая в желтый сарафан, она присела на корточки, бормотала что-то себе под нос и ковырялась лопаткой в цветочном горшке. Ее хрупкие руки утонули в огромных зеленых садовых перчатках. Я приоткрыл окно, немного заинтересовавшись той чепухой, что она молола, и голос невесты просочился в комнату. Ее бессвязная речь звучала гортанно и женственно – вопреки моим ожиданиям совсем не как у взбалмошного подростка.
– Да кем он себя возомнил? Он поплатится за содеянное. Я не игрушка. Не идиотка, какой он меня считает. Я объявлю голодовку, пока не сломлю его сопротивление, или умру. Пусть попробует объяснить этот занятный заголовок, – фыркнула Франческа, качая головой. – И что он сделает? Будет пичкать меня едой силой? Я выберусь отсюда. О, и кстати, сенатор Китон, вы вовсе не так уже привлекательны. Просто высокий. Анджело? Вот он великолепный экземпляр. И телом, и душой. Он простит меня за этот дурацкий поцелуй.
