драться пока «стеношные бои» не запретили в 27-ом году. Страшно бились. До крови и умело. Один мог выйти против толпы на дороге в деревне и побить их всех в одиночку до такой степени, что по канавам все в крови потом вдоль дороги валялись. Умели драться, не так, как сейчас.
Так же баба Настя обмолвилась, что она, вроде как, тоже участие принимала – названия для ударов то-ли предложила, то-ли придумала. Запомнилось «куриная лапа» и «кирпич на верёвке». Про «кирпич» сказала, что специально подбирали, что бы посмешнее было и точно суть передавало, а «куриных лап» было, вроде как, несколько разновидностей – на растопырку пальцами и в клюв собранными. Я допускаю, что по поводу названий ударов могу ошибаться, но вот такие воспоминания всплывают.
Когда вторая баба Настя уезжала, ей в дорогу наша баба Настя дала большущую корзину пирогов, которые она испекла. Не берусь сейчас утверждать для кого, но что-то там со снами тоже такое проскакивало. Прямо сказала мне, что попросили её во сне.
Вечерами баба Настя напевала, нет, даже скорее как-то гудела или мурлыкала (и слово-то, подобрать затруднительно) волнами – то громко, то тихо что ли, да так, что становилось удивительно уютно и спокойно. Словно выправлялось всё, что было кривое и издёрганное до этого.
Маме она показывала кресение огнём. Суть сводилась к тому, что она брала три головёшки из русской печи, сбивала с них пламя и проходила по замутнениям (куски темной мути) вокруг тела на расстоянии полутора метров. Возьмёт и растопыренными головнями крутнёт – когда слегка, когда резко кистью, вроде как, вытаскивая – выжигая их. Я тогда ещё сильно удивлялся и думал, что я вижу «энергетических паразитов», которых она выжигала, при том что сделала она это лишь через пару тройку дней после вечернего пения – гудения. Не могу утверждать с уверенностью, но возможно, эти вечерние пения – гудения были частью такого очищения. Говорила, что пламя чистит хорошо и надо побольше возле открытого огня находиться и готовить по возможности на нём. Показывала и как делать обычную писанку на бумаге, которую мы жгли потом в печи, и писать письма. Помню, как баба Настя давала наказ – каждый день вечером сидеть дневник писать, записывать, что было за день и, особенно, переживания записывать, и отслеживать «граммофоны». Она тогда очень толково объяснила что это такое на примере песен попсовой советской эстрады – это мысли, которые цепляются и крутятся постоянно не отпуская.
К сожалению, я так больше и не смог приехать к ней, хотя дед и навещал её пару раз в последующие годы. Потом жизнь захватила своими интересностями и эта тема отошла сначала на второй план, а затем и вовсе куда-то утонула, ушла глубоко в воспоминания.
Вспомнилось ещё про изобретение – баба Настя говорила, что Фёдор Степанович подарил ей простейшую механическую газонокосилку, которую он сам придумал и изготовил. Это я сейчас так называю ближайший аналог по функционалу мельком показанного мне устройства на деревянной ручке от больших граблей, где вместо граблей в развилке стоял барабан – рамка со струнами, часть из которых была уже порвана.
