посягательство на свои самые фундаментальные интересы.
– Если так рассуждать, независимое существование Венеции или Голландских Штатов тоже следует поставить под сомнение, ибо они стесняют доступ империи к морю.
– Попробуйте представить, господин фельдмаршал, что они полностью его закрывают. Да еще находятся под властью недружественного государства. Франции, например. А таможенный режим определяют суперинтенданты короля Людовика. Разве император мог бы смириться с такой ситуацией, не нарушая своего долга в отношении подданных?!
– Бесспорно, у вашего нынешнего суверена есть некоторые основания претендовать на обладание приморскими городами. Его Императорское Величество тоже имеет неразрешенные проблемы, связанные с режимом мореплавания: жители Антверпена не устают беспокоить монарха петициями. Очевидно, что трактаты, запретившие судоходство в устье Шельды, не имеют ничего общего с законом и справедливостью. Просто голландцы так обходятся с торговыми соперниками. Но император намерен добиваться изменений исключительно мирными средствами, ибо ввергнуть Фландрию в новую бесконечную войну с неясными перспективами суть не лучший способ защиты коммерции.
Усмотрев в этом сопоставлении скрытый упрек, адресованный государю, Матвеев посчитал необходимым возразить:
– Приятно созерцать величайшую мудрость и благородство со стороны полководца столь прославленного, господин фельдмаршал, кои обнаруживаются через вашу приверженность миру. Полагаю, Его Императорское Величество вправе надеяться на дипломатические способы, имея спор с голландцами, известными как самые здравомыслящие люди в Европе. Султан, а тем паче превосходящий упрямством любого турка шведский король значительно менее приятны в качестве оппонентов.
Принц Савойский как противник оружия выглядел странновато, однако в конце последней войны он, по рассказам, буквально заставил молодого императора отказаться от испанской короны и заключить трактат с Людовиком, чем вызвал стойкую, но тщательно скрываемую антипатию со стороны монарха. Интересы династии отступили перед интересами государства, и Карл этого не простил. Покосившись на Матвеева и усмотрев, что он не спешит брать на себя дальнейшее ведение беседы, я продолжил свою партию:
– Очень сожалею, что мне не удалось встретиться в Вене с господином советником Лейбницем, разминувшись на пару месяцев. Помимо выдающихся ученых заслуг, хотелось выразить ему решпект за одну политическую идею…
– Вы, верно, разумеете всеобщий мир?
– Да! Урегулирование всех противоречий между христианскими странами, дабы направить освободившиеся силы вовне, против общих врагов! Турецкие владения становятся в этом случае естественной сферой распространения цивилизации, поглощающей избыточный воинский темперамент европейских народов.
– Не только турецкие, насколько помню. Мне случалось беседовать об этом с господином советником. Прожект, несомненно, благородный, но
