style="font-size:15px;"> Справа от станицы величественно, плавно – другого слова и не придумаешь, сгибаясь дугой, нес свои воды батюшка Дон. Вдоль берегов он порос густым зеленым подлеском. На той стороне – песчаная полоса пляжей, на которой виднелись катерки, моторные лодки и фигурки купающихся людей.
По Дону, делая крутую волну, шел белый катер.
На этой стороне – крыши станичных домов. Садики, огороды, бочки с водой для полива.
А батюшка Петр, слегка шепелявя из-за нехватки передних зубов, дальше рассказывал о здешней жизни:
– Народу-то горшть! Всего, может, и наберется в станице человек с сотню. Да и то пенсионеры. Работы-то нет! Но в последнее время все начало меняться. Стали тут на берегу Дона селиться богатые люди. Строить свои курени. Вон там, возле кладбища, видишь, такой забор из камня и обсаженный деревьями большой участок? Это Ефремовы.
– Это тот, который решил вернуться?
– Ну, да, он самый! Купил землю. Построился. И у себя прямо на участке создал музей.
– Музей? – удивился отец Анатолий.
– Ну, да, музей. Музей казачьего сопротивления большевикам.
– Понятно! – сказал отец Анатолий, хотя на самом деле, конечно, ничего ему понятно не было. Но его внимание привлекло уже другое огромное подворье. Курень не курень, а целая усадьба, похожая на поместье.
Отец Петр повёл сухой рукой:
– Там мой! А рядом живет брат моей жены. А вот этот, – указал он на то большое подворье, которое привлекло взгляд Казакова, – этот важного человека, Водолазова.
Помолчал. Но не дождался реакции гостя, высказался:
– В советское время выбился в директора совхоза-миллионера. А когда все пошло наперекосяк, то совхозное имущество как-то так удачно прихватизировал. Стал на его полях агрофермером. Выкупил землю у своих же колхозников. Да и одновременно подался в казаки. Не совсем в простые казаки, а в атаманы. Рос быстро. Был одно время заместителем губернатора. А теперь, вишь, казачий генерал. Гусь краснолапчатый, – намекая на генеральские лампасы, заметил отец Петр. – Ну и нас не обижает, помогает.
– То есть из красных директоров-безбожников – сразу в атаманы и церковные благотворители – так, что ли?
– Неисповедимы пути Господни! – заметил на это отец Петр.
– Не судите да не судимы будете! – в тон ему продолжил Казаков. А сам вспомнил про своих юных попутчиков. Вот так родня у них обоих оказалась…
В общем, покалякали еще о том о сем. Посетовали вместе, что в станице из всех предприятий осталась только какая-то контора местного лесничества, спустились с колокольни и вышли из храма во двор.
Отец Анатолий спросил погрустневшего Петра о его болезни:
– И что теперь? Операция?
– Теперь срочная операция – так сказала мне женщина, доктор медицинских наук, которая меня обследовала.
– И что, это такое неизбежное дело у всех пожилых мужиков? – спросил глубоко заинтересованный
