этом думать. Но… чего-то хотелось… Очень хотелось чего-то… Хотелось как-то самовыразиться. Как поется в одной эстрадной песне: «Иду я куда-то, о чем-то мечтаю». Ах, это дивное время, это смутное брожение души, когда чего-то хочешь, но не знаешь толком – чего; что-то любишь, но его пока нет; о ком-то вздыхаешь, но вы еще не знакомы; о чем-то мечтаешь, но оно где-то вдалеке, и что это такое – совсем неясно. Есть только одно – томление. Томление есть, и оно гонит тебя на улицу, тебе непременно надо где-то шляться, идти в незнакомую сторону, искать место – например, вот это пустое кафе, уютное, как детектив Агаты Кристи. Обязательно пустое, чтобы никто не помешал твоему медленному наслаждению тоской и одиночеством; чтобы ты сел за дальний столик, в самый угол, заказал первую дозу и после ее приема пришла бы привычно она – вот эта самая загадочно-сладкая тоска; чтобы она разлилась в груди и растопила бы в себе сердце. Такое, знаете, типично русское занятие – грустить…
И пусть бармен посмотрит понимающе и спросит: «Еще?» И ты с улыбкой кивнешь, и тебе еще нальют и даже принесут, и сок апельсиновый будет рядом стоять, и еды пока – никакой; и уборщица пройдет мимо, елозя тряпкой и тихо ворча: «Ходят тут, шляются, вздыхают, счастья ищут, дураки…»
Словом, кто выпивал в одиночестве, тот понимает… И догадывается, что продуктом такого брожения может оказаться… да что там «может»! – должно оказаться вино творчества (пардон за пафос).
Так вот, все это у нашего героя было. И искало выхода. И случайно нашло…
Однажды в группу фильма «Молодые» постучался молодой человек – такой с виду неспортивный, застенчивый, даже смурной молодой человек в очках и с гитарой. Уж и не знаю, нужна ли им была в фильме песня, но он ее предложил. Какая-то тайна стояла за ним, и на мрачном, сосредоточенном лице должно было угадываться трагическое тавро гения. А кто не угадает, тот просто слеп и глуп. И недостоин общения.
Все поначалу посмотрели на вошедшего с видом: а этому-то что здесь надо?
Тут надо отметить, что вот чего не было у работников «Мосфильма», так это скромности или робости, скованности в общении или того хуже – стеснительности. Они были простые ребята, и все эти глупости только мешали работе.
А помогало как раз прямо противоположное, то есть раскованность, беззастенчивость, обаятельная детская фамильярность и так далее и так далее, ряд можно продолжить…
Деликатности вот еще у них не было. Поэтому на вошедшего посмотрели с тенью любопытства, означавшей, что ему дается секунд десять, чтобы заинтересовать. Не заинтересует – пошел вон…
Но ему, однако, удалось. Без вежливых формальностей, не здороваясь и не представившись, он прошел сразу в угол с таким видом, будто не они ему, а, наоборот, он им позарез нужен. Мол, они его уже давно достали, оборвали ему телефон, и все время только мешают тому «волшебному», что творится у него внутри. Словом, с видом «ну так уж и быть, только отстаньте» молодой человек молча
