скит. Там отдохнём, уснём. А потом… Молитва – действием! Молитва – звуком! Молитва – вещным словом!
От радости я засмеялся и захлопнул дверцу.
– Давай в Москву.
– Здрасте, пожалуйста, а в Посад?
– Они сами на автобусе доберутся. Завтра, завтра в Скиту их найду обязательно!
Осеннее безумие птиц
Рассказ
Месяц звонкого молодого льда – ноябрь-полузимник, ноябрь-солнцеворот – добежал до середины. Валя И́вшинский, ещё в школе прозванный Гнездарём и прозвище это на себе полжизни таскавший, шёл краем поселкового поля. Чуть вдали скрежетало шоссе. С утра никакой работы даже в бинокль не просматривалось. Её, работы, в последний год вообще было мало: общее безденежье, скупердяйство, пандемия, то, другое, третье…
Валя решил добрести краем поля до лесной опушки, подсобрать грибков, благо здесь, в мало-дачных местах, они в ноябре ещё встречались: опята, вёшенки, иногда и подберёзовик проглянет.
Вдалеке порхнула птица. По чертежу полёта Валя тут же признал: чеглок!.. Птичья рать влекла его невероятно. Иной раз казалось: прежняя жизнь была лёгонькой, птичьей, хоть и наверняка короткой, навылет простреленной. Сто раз Ившинский на себя ругался и зарекался думать о птицах. На несколько дней походы в магазин, хлопоты по хозяйству и звонки женщин, которые все до одной звали его гуляй-Валя, – холостого Ившинского отвлекали. Но полностью забывал он про птиц, думая про себя самого.
– Сельский компьютерщик! Гуляй-Валя! Это ж надо ж такое! – закидывал он узколицую светло-русую голову и до белизны сжимал тонкие, но цепкие, едва ли не стальные пальцы.
После тридцати захотелось Вале оставить Москву и вернуться в Подмосковье, «сесть на землю», «припасть к истокам». Мечтал стать лозознатцем, «бить» колодцы, рыть погреба, а пришлось заниматься тем же, что и после Бауманки: системными блоками, мышками-флэшками. Иногда это смешило, но в последний год чаще стало раздражать. После остро-режущего раздражения воспоминания о птицах вспыхивали с новой силой.
Начинались воспоминания обычно со сладкого и приятного: низкая, не слишком покатая крыша сарая, молоденький ястребок, лежавший на боку с чуть свесившимся вниз правым крылом. Был ястребок не ранен и не покалечен. Это Валя определил сразу. Чтобы насладиться прикосновением маховых птичьих перьев, Валя бережно просунул одну ладонь под ястребка, а другой поправил ему крыло. Никакого птичьего сопротивления он не почувствовал. Тогда Ившинский чуть покачнул птицу на ладони. Был ястребок сильно длинней, но зато и у́же Валиной, в те годы ещё не изрезанной мелким техническим ремонтом, ладони. Вдруг ястребок, как продёрнутый электротоком, встряхнулся, встал на лапки, резко вздрогнул и неожиданно – ошарашенный внезапно вернувшейся жизнью – свалился вниз. Не долетая до жухлой травы, заработал крыльями и полетел, шарахаясь из стороны в сторону, меж сараями к лесу.
Однако после воспоминаний приятных
