мямлю:
– Но я только что вытиралась им.
– Нестрашно.
Я протягиваю ему его дрожащими руками. Меня лихорадит от близости наших полуголых тел. Я не знаю, куда себя деть, куда смотреть, чтобы хоть немного успокоиться. Он же напротив спокоен и невозмутим. Устав рассматривать прямоугольники мощеного двора, я осторожно поднимаю глаза, скользя по завораживающему телу вытирающегося Алекса, но, заметив полосу шрама на его торсе, каменею, понимая, что передо мной мой случайный любовник из клуба. Как такое может быть?! Невероятно! От шока я несколько секунд, не отрываясь, смотрю на рубец, испортивший такое идеальное тело, а мужчина, поймав мой взгляд, мрачнеет.
Я чувствую, что во рту все пересохло от моего неожиданного открытия и что мне срочно необходимо сбежать подальше от него, чтобы все переварить и, ничего не сказав ни Алексу, ни Тане, плескающейся в бассейне, я быстро устремляюсь к дому.
Когда первый шок проходит, и я, поразмыслив над всем, прихожу к выводу, что у меня нет особых примет и в темноте ночного клуба и его квартиры он вряд ли мог хорошо разглядеть меня, я с облегчением выдыхаю. Я уверена: Алекс не знает, что я его случайная любовница, иначе он вряд ли бы молчал, смотря, как я изображаю с Владом влюблённую пару, и я очень надеюсь, что ничего и дальше не изменится. Уж я-то точно не скажу ему об этом.
В положенное время мы с Владом спускаемся вниз, чтобы разделить со всеми обед, и на последних ступенях лестницы я слышу знакомый с детства голос с ласкающим слух акцентом и устремляюсь на его звук. Я не знала, что они уже приехали, и очень рада встрече. Последний раз я видела дедушку и бабушку, когда два года назад гостила у них в Лос-Анджелесе.
Встречаю добродушный взгляд деда, несусь в его раскрытые объятья и тону в ещё одном запахе детства, который не в состоянии стереть время. В запахе табака, который никогда от него не выветривается, поскольку он не может обойтись без сигарет и часа.
Отстраняюсь и весело улыбаюсь ему.
– Рада тебя видеть, grandad.
– И я тебя honey!
Я ещё больше сияю. Эти ласковые английские обращения греют мою душу сладкими воспоминаниями из моего американского детства.
Оборачиваюсь к бабушке и, попав в её тёплые объятья, шепчу ласково:
– Nana.
Она целует мои щёки и шепчет мне, какая я уже большая и красивая девочка.
Наконец вспоминаю про «своего» парня, отстраняюсь, оборачиваюсь и, подзывая его ближе, представляю им:
– Кирилл.
Я чувствую новые угрызения совести из-за моего обмана, но стараюсь отогнать эти мысли куда-нибудь в самое отдаленное место своего сознания, оправдывая себя тем, что уже все равно ничего не изменить.
Влад, как обычно, радушно улыбается, и его голливудская улыбка приходится по душе моим американским родственникам, и мы дружно перемещаемся в столовую, где хлопочет
