прав. Кроме права умереть. Сначала отчаявшихся людей насильно закрыли в резервациях, а потом начался зверский геноцид. Стихийно вспыхнувшие восстания жестоко подавили, и от миллионов остались тысячи, которые уже совсем скоро стали участвовать в Представлениях Черни… Любой толпе, а особенно – толпе патрициев, необходимы зрелища. «Поэтому, – самонадеянно подытожили мы, – они и не решаются совсем потравить нищету. Кто тогда, простите, их развлекать станет? Сами клоунские манишки наденут и на арену побегут? Сказка!»
Хотя ходят слухи среди старших, что скоро надоест наша борьба за крохи с барского стола, и примут по нам самое важное решение. Ведь что только с нами ни творили, а мы ж, как тараканы, все равно плодимся и доставляем проблем. Мы даже читать умеем: деды, что при той жизни успели вольным воздухом подышать, научили. А иначе откуда мы и про гладиаторов, и о Колизее узнали? Книг-то у нас много: все шкафы в каморах заставлены. Те, которые над нами, книг не читают: все на свалки оттащили. Одни новости в Сети смотрят, да еще всякие «развлекухи», как сегодня.
Да и любовь у нас настоящая! А бывает, и «за деньги». Вчера Зинка Красотка приходила и за плесневелый пряник так нас с Глоем развлекла… О-о-о! Да им, наверху, с квотами «на интим», такое и не снилось! И опять же, о последствиях бесполезно думать: все равно лечить нечем.
Ладно, вернемся на арену…
Бусу сегодня не повезло: челюсть я ему сломал, а он до этого руки да ребра – Глою и Щипу. Лежит Бус в пыли у моих ног, комки крови выплевывает и мычит что-то… «Прости, дружище, – одними глазами показываю я ему. – Выживает сильнейший». А на меня прожекторы светят, слепят, а глянцевая толпа беснуется и ржет, видя, как синими упаковками карманы набиваю. Эти упаковки – с запахом курочки, эти – с беконом, а эти…
Да вы уже поняли.
Снег
Ратка убежала, не предупредив. Через высоченные сугробы, без ботинок. Спасибо, платьице легкое нацепила, через которое, прости господи, все видно, а посмотреть есть на что. Правда, любопытные взгляды вряд ли будут – утро раннее, спят еще все.
– Дура! – крикнул Гришка Нойбер простывшему следу Ратки и сразу вдогонку кинулся. – Пропадет ведь, кукла безбашенная!
Собрал Гришка Раткины шмотки и кинулся за ней в полной экипировке: теплый костюм, куртка с меховым капюшоном, лыжные очки на обеспокоенно бегающих глазах и лыжи. Гришка себя любить не забывает, и Ратку тоже. Давно они вместе – десять лет. Как раз через такой же промежуток времени теперь выпадает снег. Что-то однажды изменилось, «что-то» там испытали, и снег сразу стал для всех диковиной. «Что-то» – это секретную климатическую пушку. Но об этом нельзя говорить. Даже думать нельзя. Иначе рот суровой ниткой заштопают и в темной камере закроют. В общем, табу – климатическая пушка.
Трава и деревья тоже расти перестали. Высохли потом, пугая своим «энтропийным», сквозящим печалью, видом, а вот снег почему-то
