не успел ни о чём подумать: дверь отворилась, и вошёл курьер. Не поздоровавшись, начал говорить. Говорил он быстро, спеша озвучить мысли, мелькающие в его сознании, сматывая и разматывая их, словно бечёвки.
– Профессор, вы должны встретиться с Маргаритой Николавной!
– Какой Маргаритой Николавной?
– Из научной библиотеки.
– Ну да, есть там такая… Наделена красотой чёрно-бурой лисы…
– Значит, и вы видите её в этом лисьем обличье… Вы должны… Должны с ней лечь.
– Вы в своём уме?
– Но вы не понимаете, профессор… Только так вы спасётесь. Она ведьма, она исцелит…
– К любым чертям с матерями катитесь! Слышите?!
– Врач из Германии отвёл вам полгода жизни. Я прав?
– Откуда вы знаете? – затрясся Лихошерстов. – Вы читали письмо?
– Нет, конечно.
– Тогда объясните!
– Нечего объяснять, профессор. Нечего слова тратить.
– Кто вы?
– Кто я? А вы разве не узнаёте?
Профессор, не выдержав серого горящего взгляда, еле выговорил:
– Да, кажется, узнаю…
В пятницу, через два дня после того, как Лихошерстов «лёг с Маргаритой Николавной», ему позвонили из университетской клиники Штутгарта. Врач-немец, извиняясь, сообщил, что при обследовании медперсонал перепутал его анализы с анализами другого пациента и что он, профессор, совершенно здоров.
Мечтатель
Сегодня я мог как-то слишком прозаично скончаться. Угодить, что называется, со сковородки жизни в огонь чистилища. А всё оттого, что по ошибке начал мешать различные виды газа. Хорошо, что успел отрезать воспламенившийся баллон и сбросить с «Мортона» – моего воздушного шара.
Я глядел на гаснущие внизу, под гондолой, полосы белого пламени, пока не почувствовал покалывание в инееоблепленных руках. В гондоле было холодно. Горелки не работали, печка отказала. Пришлось воровать для печки газ от горелок, но температура не поднималась выше минус двадцати, все приборы замёрзли. Но с Божией помощью всё решилось.
– Господи Иисусе Христе, Боже наш, – взывал я смиренно, – стихиями повелеваяй и вся горстию содержаяй… Вся тварь Тебе служит, вся послушают, вся Тебе повинуются. Вся можеши: сего ради вся милуеши, Преблагий Господи. Тако и ныне убо, Владыко, раба Твоего Фёдора моления теплыя приемля, благослови путь его и воздушное шествие, запрещая бурям же и ветрам противным и лодию воздушную целу и невредиму соблюдая… Ты бо еси Спас и Избавитель и всех благих небесных и земных Податель, и Тебе славу возсылаю со Безначальным Твоим Отцем и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Твоим Духом… ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Вдруг закрылись глаза морщинами век, и я, то ли сочинив, то ли вспомнив один цветок жалконький, прошептал:
– Отчего ты такой?
– Не знаю, – ответил цветок.
– А
