не пропадай, – понимающе говорит Архипыч и хитро мне подмигивает. – Да не переживай ты так, не убивайся! Все с твоей аллергией решится-поправится. Аллергия что – пшик, пустое место! Это не как у меня – сосуд, а вдобавок – лопнувший.
Иду я дальше и грустно мне еще больше, но не от того, что с Архипычем распрощался, а все по причине той же, что не слышу шелеста тапочек моих. Вновь чувство меня посещает, что и не я это иду вовсе, а другой кто-то, посторонний. Словно завладел этот кто-то телом моим и ногами волосатыми, что идут теперь покорно и позвякивают.
Звонок мрамор коридорный. Много звуков он производит разнообразных. Стучат по нему каблуки туфель. Стучат каблучки чьих-то туфелек. Первый стук мой, а второй… Узнаю я второй этот стук из тысячи других разных стуков. Очень уж приятные ассоциации вызывает он в душе моей и в сердце одиноком.
Оборачиваюсь. Так и есть, не ошибся! Ольга Юрьевна стоит передо мною вся такая хорошенькая, рыженькая, конопатенькая.
– Здравствуйте, Евгений Николаевич, – говорит она тихо и теребит полу халатика своего белоснежного.
– Здравствуйте, Ольга Юрьевна, – отвечаю я. – Здравствуйте и прощайте.
– Выписываетесь? – спрашивает она, и слышу я тревогу в голосе ее приятном.
– Ага, – говорю. – Выписываюсь.
Тут-то Ольга и удивила. Жуликовато озирается она по сторонам, привстает на цыпочки и целует меня прямо в губы, но без языка. Губы у нее мягкие и теплые, молочные какие-то, парные. Неожиданно это все, но хорошо очень, словно миллион я выиграл в лотерею государственную или наследство получил неположенное. Захотелось мне прижать Оленьку покрепче и всю усыпать поцелуями горячими, раскаленными. Вместо этого отстраняюсь я и говорю:
– Лишнее это, Ольга Юрьевна. Пустое.
Смотрит она непонимающе, обиженно даже.
– Зачем вы так, Евгений Николаевич? Зачем ты так, Женя?
Удивительно мне, что именно сегодня впервые сказала мне Ольга «Женя», но молчу я. Нет у меня слов для женщины этой, пусто во внутренностях моих, сгорело там все, оплавилось, растеклось. Понимаем мы оба, что поздно знакомство наше состоялось. Ничего из него не вырастет хорошего, не проклюнется росток зеленый, в дерево не превратиться и плодов не даст.
– Мы ведь с вами встретимся еще? – спрашивает она наконец, и глубокую надежду улавливаю я в этом вопросе.
– Ага, – говорю. – Встретимся.
– Скоро?
– Ага, – говорю. – Скоро.
– До свидания тогда, Женя. И говори мне, пожалуйста, «Оля». Ведь не старая же я еще и не страшная?!
– Хорошо, Ольга Юрье… то есть Оля.
Смотрит она на меня и улыбается, но печально как-то, не по настоящему. Словно не верит в услышанное. Улыбаюсь я в ответ и долго еще наблюдаю за тем, как уходит Оленька по коридору, как движутся ножки ее и стучат по мрамору каблучки.
Цок-цок-цок…
Засмотрелся
