полном замешательстве. В голове была лишь одна паническая мысль: что происходит?
– А ничего не происходит, – ответил он. – Просто ты разглядывала фотку на памятнике, красивое женское лицо с печалью в глазах, и захотела все знать о ней, и о других… ну слушай.
И он вдруг заговорил совсем другим тоном, в котором зазвучали мягкие женственные нотки, подцвеченные гулом толпы:
– Фильм кончился. Тесная лестница Дома Кино. Толпа спонтанно хлынула в разные концы фойе. В туалеты. Серпантин очереди. Она, – он кивнул на памятник, – остановилась в фойе возле зеркала, поправляя волосы.
– Девушка, познакомимся, а? Вы такая яркая.
Она фыркнула и отошла. Одно и то же, как заевшая пластинка. Да, такая. Лицо, бедра, ноги, умело подобранный грим, платье. Завистливые взгляды женщин… Ну и что? Ей тридцать. Одинока. Все, что осталось – квартира, письма, и собака Бара. Лохматая. Ласковая. Приблудная. Просто одинокая женщина с одинокой собакой. Виктора – мужа – убили вскоре после их свадьбы. Местные узбеки в Айнуре, где они гостили у ее мамы. За то, что русский – с узбечкой… Письма подруги, Зухры – когда еще учеба в Москве, практика, и пока не замужем – в них укор:
«Обрусела, обычаи родные позабыла, даже имя поменяла на… Ну какая же ты Света, ты Марждана, наша Марджана…», «Не мусульманка ты, насмотрелась там, в Москве, нельзя так! Нельзя мусульманке быть такой, беда будет!»
Вообще-то, она всегда была атеисткой, но никогда не афишировала это. Под личиной скромницы и молчуньи кипели бурные страсти. В душу лезли неудержимые эмоции, противоречивые мысли крутились в ее юной головке. Она пыталась подавить темперамент, но все внутри полыхало. Она была упряма и своенравна. Мать и родня пророчили ей раннее замужество…
А ведь Зухра как в воду глядела. Случилась беда. Но это уже потом.
Милые письма. Много, в старых конвертах, вперемешку с фотками. Вот – свадебная. Витя подхватил ее на руки, белый ворох кружев в его руках, она уткнулась лицом в его шею, в глазах его – отчаянная нежность, ласковый лучик-морщинка, зацелованная, Аллах, как она целовала, губы самого ласкового мужчины, ее мужчины, вот и сейчас у нее вспыхнули губы. Тонко запахло его сигаретами, его свитером, который сама ему вязала из овечьей шерсти и в котором его хоронили… Она разложила фотки на ковре, разглядывая их и показывая вьющейся у ног Баре. Как все было? С самого начала? Или с того эпизода… А было так.
Рослая расторопная Марджанка, студентка нефтяного института, явилась в отдел на практику лишь три месяца назад и неожиданно стала вдруг Светланой. Как это получилось, она и сама… Да Виктор же и назвал так в первый день ее появления в Министерстве.
– Светлана, вот эту штуковину, то бишь, вычислительный аппаратец, вы его, без сомненья, проходили в институте, – надо ставить одесную, с правой стороны стола, так мне удобнее работать. А это вот, банальный арифмометр, ставьте ошую, вот сюда… – знакомил ее с обстановкой Виктор, старший инженер, чуть иронически склонив голову с белесыми волнистыми волосами. Марджанка скромно поправила его насчет имени. Она незаметно поглядывала на него,
