со стола и все вместе повалили во двор. С ясного неба глядели звезды. Дед Суровец прикрикнул на молодежь, и все угомонились, выстроились кругом и замерли, глядя в небо. Сами предки смотрели на потомков глазами звезд. Суровец вышел и встал в самой середине круга: рослый – Заломичи вообще отличались статью и крепостью сложения, – бородатый, с седыми, но почти по-прежнему густыми волосами, словно капь в святилище, знаменующий середину и ось вселенной. Подняв руки к небу, он запрокинул голову, лицо стало строгим. В беловатом свете звезд и молодого месяца оно казалось особенно величественным, и каждый видел в нем сейчас не отца, деда или дядьку, а самого Велеса – повелителя покойных предков, бога Той Стороны и Навьего мира, подателя урожая и всяческих благ.
Вы, боги родные,
Вы, чуры седые,
А придите к нам!
– заговорил он, и от его голоса в сердце каждого словно запели какие-то тайные струны – те самые, которыми душа человека соединяется с духом божества.
Приди к нам, Хотислав, сын Гостимила,
Гостимил, сын Суровца,
Суровец, сын Добромысла,
Добромысл, сын Яробуда,
Яробуд, сын Путимера Залома,
И ты, батюшка наш, Залом, сын Зорника,
Пожалуй к нам!
Суровец говорил долго, перечисляя своих предков и прочих умерших родичей, или дедов, как называют тех, кого помнят по именам. Тех, кто жил так давно, что имена их забылись, называют чурами и приглашают всех разом.
Закончив говорить, Суровец бросил крошки освященного хлеба через голову назад:
– Бросаю хлеб назади, пусть ждет впереди!
Призываемые предки смотрели на потомков с темного неба сияющими глазами звезд, отвечали им гулом ветра в далеком лесу. Взвыл волк – совсем близко, так близко, что иные вздрогнули.
Когда обряд закончился, девушки потянули Младину и Веснояру в избу – показывать, какие рубашки вышивают себе к весенним праздникам. Воронике и Доннице, двум старшим дочерям Суровца, было шестнадцать и пятнадцать лет, и Вороника собиралась замуж не позже этой осени. Дочери-невесты были и у Немила, и даже старшая дочь Вербника, четырнадцатилетняя Дарена, уже вовсю вышивала рушники и ткала пояски на свадьбу. А как иначе – в последний день не успеешь, приданое несколько лет готовят.
Веснояра вышла ненадолго во двор, потом постояла, глядя в небо, прежде чем вернуться в душное тепло избы. С тех пор как отец сообщил им с Младиной долгожданную новость о грядущих свадьбах, она была сама не своя: то радовалась, то горевала тайком. Нет, ей хотелось замуж, как и всякой девке, но в то же время она не могла не жалеть невольно, что не родилась на одно поколение позже. Дочери братьев, как подрастут, будут отданы в род Могутичей, куда сама она пошла бы гораздо охотнее, чем к Леденичам.
Зябко поежившись, Веснояра шагнула
