занимался фарцовкой компьютерами. Ездил в Польшу и вёз оттуда скока мог взвалить на себя и на несчастные тележки челночные (про которые и будут написаны вскорости отдельные литературные произведения, безусловно ими заслуженные). Так вот однажды, прилетев в Шереметьево и направившись прямиком в сторону «зелёного коридора» (ну а как… иначе же – пошлина и другие «излишества нехорошие»), вдруг почувствовал на себе и тележке своей, нагруженной оргтехникой сверх всякого приличия, взгляд таможенника, дежурившего у того самого (вожделенного ага…) «зелёного…» Причём встретившись с безразличным поначалу взглядом того стража, уже не мог он оторвать глаз от луча этого и сближение их происходило глаза в глаза… До цели было довольно далеко – через весь зал прилёта и, поначалу, приятеля моего совершенно не взволновал тот таможенный взгляд на вещи. Тем более что торговец наш, будучи находчивым и ушлым до безобразия, преспокойно приближался к заветной калитке, пребывая в абсолютной уверенности, что «ща он тут придумает чонить» и, как обычно, пройдёт беспрепятственно. Однако по мере приближения к цели, около которой стоял тот таможенник настырный, почему-то не отводящий внимательного взгляда от приближающегося наглеца, с ужасом почувствовал приятель мой, что НИЧЕГО не приходит ему на ум, кроме паники… Останавливаться нельзя (правила игры), а паника растёт… И уже, практически смирившись с неизбежным фиаско, наблюдая, как открывает часовой рот, чтобы задать жуткие по своей неизбежности и неприятности вопросы, вдруг выпаливает против своей воли: «БРАТАН! А дома всё же лучше!» Немая сцена… Таможенник застывает с раскрытым ртом, а «бизнесмен» наш благополучно удаляется от заветной черты… Причём так же не спеша (Низяяя!!!) и спокойно, несмотря на испытываемое потрясение, едва ли не большее, чем у стоящего с раскрытым до сих пор ртом, ошарашенного таможенника…
II. Литературные маршруты. Маршрут первый. Гоголь и его окрестности
Докладная, написанная в ночь перед Рождеством
Вечером сего дня, 6 января, нонешнего года и производил осмотр вверенного мне района деревни Диканька. Каковой осмотр, несмотря на трескучий мороз (вот ей-ей трескучий! Ежели бы своими ушами не слышал я треск этот с похмел… виноват, с утра, то и не писал бы о том…) и совершенное отсутствие освещения (про которое брешут бабы, что наступит оно во всём христианском мире лет аж через сто), происходил в целом нормально и даже геройски, о чём и спешу сообщить. Впрочем, отсутствие в мире покамест электрического освещения вполне себе компенсировал весёлый месяц, и кабы не пренеприятнейшее происшествие, по поводу которого и пишу я эту записку, то и не случилось бы впоследствии необыкновенных и чудных событий, коими и поспешил воспользоваться небезызвестный Вам сочинитель Мыкола… Ибо где это видано, чтобы ярко светившие звёздочки ни с того ни с сего начали бы качаться и исчезать постепенно, а вслед за ними и месяц… Да-да! Тот самый, что светил весело
