цыпочках проскочила в комнату и юркнула под свою кровать со свисающим до самого пола плотным покрывалом. Там были её настольная лампа, любимые книжки. Там Ирма часто пряталась. Это была её уютная спасительная норка. Мать, занятая своими делами, не всегда вспоминала про Ирму. А уж когда вспоминала! Лучше не думать.
Но сейчас она вспомнила.
– Ирма! Вылезай, где ты там сидишь? – раздался сердитый голос Марты. – Я знаю, ты дома! Опять школу прогуливаешь? Иди сейчас же сюда!
И следом – её тяжёлые вздохи и ворчание:
– Опять Гриша своих аспирантов сюда тащит, ох-ох-ох! Стол накрывать на такую ораву, а что поделаешь? Он такой, Гриша, он сама доброта, само гостеприимство. А мне тут отдувайся, да разве он понимает? Это кстати, что Ирмка дома, поможет хоть. – И-ирма, иди сюда сейчас же!
Ирма вылезла из своего убежища, быстро переоделась во всё домашнее, и, опустив глаза, подошла к матери.
– Доставай, давай, синюю скатерть, – скомандовала Марта.
Девочка поняла, что ругать её не будут, что подзатыльников она избежала, и быстро помчалась к шифоньеру за «гостевой» бархатной скатертью – синей с золотистым орнаментом.
– Ну что ты там застреваешь, быстрей двигайся-то, – подстёгивала дочку Марта. – Снимай всё со стола и стели. Да встряхни сначала! Ох, тупая, и в кого такая уродилась! Ох, устала я с вами, много вас!
– Ну и зачем ты нас столько нарожала? – дерзко спросила Ирма.
– От невежества, – вздохнула Марта. – Помоги накрыть на стол, а потом возьми Алика и идите гулять, – Марта кивнула на трёхлетнего Алексиса.
– Ма-а, ну можно без него? Он тихо сидеть будет, не помешает, ну ма-ам! – заныла Ирма.
– Не перечь матери! – прикрикнула на неё Марта. – Что ты горбишься? Горбатая! – и она больно ударила Ирму по спине.
Ирме всегда приходилось таскать за собой братишку, ну и напрягало же её это! Вечно смотри, чтоб не плюхнулся, не расшибся, не ушёл куда-то. Только отвлечёшься на миг, и с ним что-нибудь случится. Мелкий, глупый.
А на улице шумел май, двор растворился в солнечном свете, на деревьях появились нежные зелёные листочки, пахло радостью и заканчивающейся учёбой – скоро каникулы! Вот счастье-то! Но в то же время и печаль, непонятная какая-то, продольно-поперечная и клубящаяся, терзала её. И она принялась себя уговаривать: что же это я, ведь скоро уж – совсем лето, дача, сад с вишнёвыми дождями, стрижами, радугой черешен! Так бывает каждый год, и будет всегда, и будет уже вот-вот, да!!! И сколько хороших дней, людей, слов будет!!!
Но тут она вдруг ощутила одиночество в омуте имён, названий, фраз, толпящихся в голове…
Она тащила за руку маленького Алика, а он всё время что-то находил на земле, приседал и старался схватить. То окурок, то палку, то сверкающий зеленоватый осколок бутылки. Ирма дёргала его, он падал и плакал. Она его поднимала, успокаивала, и медленно волокла за руку дальше. Ей так хотелось попрыгать в классики, в кармане был кусочек мела. А вот и классики, и весело скачут соседские девчонки. Ирма дала мелок Алику, и
