И могу натравить на вас несколько проверок. Что там на самом деле с имуществом вашей падчерицы, Шинор?
Куда и возмущение делось…
– Вы этого не сделаете, ваша светлость.
– Не сделаю, Шинор. Но я надеюсь, мы договорились?
– Тридцать процентов…
Герцог начал демонстративно подниматься из кресла.
– Ну, хоть двадцать! – Голос отчима Анны-Лизы стал просящим. Молящим даже.
Жить хотелось… Да, бывает и так. Вроде бы ты богат, но до определенных пределов.
Женишься на вдове в надежде прирастить капитал – а она, оказывается, вовсе и не богата. Деньгами распоряжается падчерица. Будет распоряжаться.
С другой стороны, когда ей еще двадцать лет исполнится…
С третьей…
А что отвечать герцогу, который приходит и просит руки падчерицы для своего сына?
И не ответишь отказом. Он тебе так жизнь попортит, что проще самому будет повеситься. И как только узнал? Вроде бы жили тихо-скромно, падчерица в академии, еще год точно есть, чтобы что-то придумать…
– Десять процентов. И это мое последнее слово, Аркен.
Шинор опустил плечи. Десять процентов приданого не решали его проблем. Но… это всяко лучше, чем ничего.
– Хорошо. Вы мне не оставляете выхода, ваша светлость.
– Не оставляю, – кивнул Аргайл. – Извольте вызвать падчерицу домой, мне надо с ней поговорить.
– Завтра же вызову, – согласился Шинор. – Не извольте сомневаться, ваша светлость.
– Завтра после обеда я буду у вас. И хочу поговорить с леди Эресаль.
– Конечно, ваша светлость.
Подобающее число поклонов, расшаркиваний, уверений во взаимной симпатии.
И совсем незаметная искорка злорадства в глазах Аркена. Меня ты подмял. Теперь попробуй договориться с этой мелкой гадиной!
Что должен сделать ректор академии? Отметить назначение? Закатить гулянку для друзей?
Если бы! Он обязан принять дела. И вот это – реальный кошмар.
Акты, ведомости, отчеты, сводки, схемы, планы, программы…
Пятнадцать минут потребовалось Рональду, чтобы дойти до отчаяния.
Через три часа он задумался о самоубийстве.
К концу рабочего дня он выставил всех из кабинета, уронил голову в ладони и глухо застонал.
Заплакал бы, да вот беда – даже на слезы сил не осталось.
Он сам. Сам на это согласился.
Рональд немного подумал, а потом достал из-за голенища сапога небольшую флягу и от души отхлебнул. Благородный коньяк упал в желудок, как вода.
Зачем, зачем он только согласился?! Ради матери… Но сил же нет!
Рональд огляделся, потом тихо-тихо, на цыпочках, подкрался к входной двери – и повернул ключ в замке. А потом еще и засов задвинул. Хороший, металлический… Что б предыдущему ректору им пользоваться, глядишь, и не пришлось бы Рональду так мучиться.
Вовремя. В дверь постучали
