сделана лестница, приятно холодил мои босые ступни. По мере того, как я спускался, мне постепенно открывалась вся картина происходящего. Сначала я увидел хозяйку гостиницы, которая продолжала распекать своего собеседника, затем я заметил лежащую на полу дверь, а возле нее растерянного пожилого праксосинянина. То, что он стар, я догадался по абсолютно белым редким пучкам шерсти на его голове, а также по очень большому количеству заушных складок. Он постоянно протирал лоб небольшим ярким платком. Такой растерянный взгляд, трясущиеся руки в пигментных пятнах постоянно что-то как будто искали на поясе. Я еще не понял в чем дело, но мне уже стало жаль его. Пришлось одернуть себя. Дурацкая привычка давать оценку ситуации, не разобравшись в ней. Я подошел к хозяйке и очень вежливо спросил, могу ли я узнать, в чем собственно дело и не нужна ли моя помощь. Женщина смерила меня довольно удивленным взглядом и ответила:
– Не знаю, чем может помочь чужеземец, который даже не знает, как нужно здороваться с началом нового дня.
Мне стало стыдно. Стыдно, что простая пожилая праксосинянка напомнила ксенологу о том, что он совсем не справляется со своей профессией. Я должен был заранее прочесть, узнать, расспросить об обычаях места, куда собираюсь лететь. Но я был так утомлен перелетом и своими душевными проблемами, что совсем об этом забыл и вот теперь неистово краснел перед этими незнакомыми разумными существами.
– Я прошу прощения, постараюсь заполнить этот пробел, – промямлил я.
Хозяйка фыркнула и произнесла, обращаясь к пожилому праксосинянину:
– Я вызываю службу Закона. Пусть они и выясняют, кто кого ограбил и кто будет расплачиваться за ущерб, нанесенный гостинице.
Она скрылась за дверью, ведущей в служебные помещения, а я рассматривал потерпевшего, не зная, с чего начать разговор.
– Что же мне теперь делать? – очень горько произнес старик и побрел обратно в свой номер, у которого теперь не было двери.
– А что случилось? – не унимался я. Ну, что поделаешь? Вот такой я любопытный от природы.
– Да вот, – он развел руками, – ограбили.
– Украли что-то конкретное? – я продолжал интересоваться. Мне внезапно показалось это все таким увлекательным, как будто я попал в детективный сериал.
– Украли самое ценное – мой пхарш, – с надрывом произнес старик и сел на кровать, уронив голову на руки. Я обратил внимание на то, каким человеческим был этот жест.
– Пхарш? – переспросил я, думая, что неверно расслышал. Вроде про что-то такое я читал, но как назло нужные сведения не хотели появляться в моей голове.
– Память всех моих предков, – произнес он и вдруг беззвучно зарыдал. Я только видел, как его плечи содрогались, его лицо было скрыто ладонями. Я сел рядом, не зная, что сказать. В дверной проем зашел уже одетый Паштет:
– А я тебя жду, ищу, а ты вот где, –
