не общались… Приехала бы? Я задумался. С Теей было легко и интересно. Весело и радостно. Тея была красивая. Но встретиться с ней тут, зная, что она специально летит в Питер ко мне, означало бы начало чего-то большего, чем простая переписка. А я этого не хотел. Не мог себе этого разрешить.
«В другой раз обязательно напишу. Расскажи мне, что нового происходит в твоей жизни?» – просто ответил я.
После выпитой бутылки виски я все же отправился домой. Свет везде уже был погашен. Я тихо снял куртку, разулся и прошел к себе в комнату. С тех пор как я уехал, родители переделали ее в кабинет, но оставили здесь раскладной диван, на тот случай, когда я буду приезжать. Комната примыкала стеной к родительской спальне. Я лег и уже собирался спать, как вдруг мне показалось, что я слышу приглушенные голоса. Родители о чем-то спорили.
– Ты должен ему все рассказать. Мальчики не общаются восемь лет.
– Ты ставишь меня в безвыходное положение. Он мой сын. Я не могу рассказать ему это.
– Да? А смотреть на то, что твой сын не общается с сыном твоей сестры, ты можешь?
– Милая, он мог давно простить его.
– Да, мог. Но не хочет. Он простил бы его, если бы все знал. Он винит Арчи в случившемся.
– Я не могу. Прошло столько лет, что я ему скажу?
Мои веки отяжелели, глаза слипались, а голова налилась свинцом. Я не дослушал их разговора и провалился в глубокий пьяный сон.
Наутро голова болела нещадно, во рту был мерзкий привкус алкоголя и сигарет. Я открыл телефон. Надо бы перечитать все то, о чем переписывался вчера с Теей. В голове ничего не осталось. Я пытался вспомнить, как добрался домой. Пусто. Кажется, я слышал разговоры родителей. Они что-то говорили про Арчи. Или мне все это только приснилось?
Глава 18. Июнь 1980 года. Тбилиси
Еще один учебный год, наконец, подошел к концу. Впереди были три летних месяца, а значит, и поездка в Батуми. В этом году он ждал ее как никогда прежде. Ему не терпелось оставить ненавистные стены тбилисской квартиры, пропитанные горькими слезами, криками, обидами и ссорами. Ему хотелось скорее сбежать от страха в свою тихую аджарскую гавань летного дома в Батуми.
К почти ежедневным скандалам родителей добавились проблемы в школе. Иосиф читал много книг, был любопытным и усидчивым, а потому знал много больше своих одиннадцатилетних одноклассников. Школьная программа быстро наскучила ему, а потому на уроках он не слушал учителей и не выполнял домашних заданий. За это он заработал нелюбовь учителей. Многие из них понимали, что мальчик умен и развит не по годам, но все равно требовали послушания и следования системе, а потому без устали наказывали его.
Исключением стали лишь история и литература. Литература учила его слову. Он познавал приемы и инструменты передачи идей. Черпал опыт у Достоевского, Гюго и Гоголя. Делал первые попытки изложения собственных взглядов и мыслей, зарисовывал первые сюжеты, получал взгляд со стороны от учителя, его критику, замечания и справедливую оценку.
