Невесомость. Неверие. Ожидание, что тебя поймают, но никто этого так и не сделал, годы шли, шли, шли, она падала, и не было ни развязки, ни ясности, ни завершенности. Сейчас это слово – «завершенность» – стало модным среди людей, которые разрывали отношения или теряли работу, и она думала, какие же это простые и понятные вещи, от которых можно двигаться дальше; они не выталкивают тебя за край и не заставляют падать. Каково это – отдать человека ветру. Ни следа, ни причины, ни ключа. Что мог представить себе Дэн Шарп, интересовавшийся линкорами, оружием и мужчинами, которые напивались в порту?
Она хотела поделиться с людьми, пережившими то же, что и она, понять их, и чтобы они поняли ее. Она бы прочитала их утрату по лицам – это не очевидная вещь, это горечь и смирение, призраки, от которых она так долго стремилась избавиться. Она бы сказала: «Вы же понимаете, да? Вы понимаете», – и ей бы что-то сказали в ответ, но если это невозможно, если она не получит доброту и понимание, то зачем все это?
Тем временем призраки продолжали скользить среди ее вещей в шкафу, заставляя ее вздрагивать, когда по утрам она одевалась, они жались по углам, обдирая кожу на пальцах. У нее нет определенности, говорили терапевты (давно она их не посещала), а для определенности нужен хотя бы миллиметр, за который можно уцепиться ногтями.
Он подошел, открыл калитку. Повозился с заржавевшей задвижкой, закрывая ее за собой. На кухне по радио играла Scarborough Fair, и у Хелен кружилась голова от этой песни, от ее меланхоличности, от морской пены, батистовых рубашек и настоящей любви, скорее горькой, чем сладкой. Время от времени ей в голову приходили безумные мысли об Артуре и остальных, но в целом она приучилась держать их в узде. Какими секретами мог бы поделиться маяк? Но тайны мужчин похоронены под водой, и ее секреты тоже.
После утраты ничего не изменилось. Песни продолжали писаться. Книги читаться. Войны не прекратились. Пары ссорились у тележки рядом с «Теско», перед тем как сесть в машину и хлопнуть дверью. Жизнь продолжалась, безжалостно продолжалась. Время текло в своем обычном ритме – приходы и уходы, начала и окончания, потихоньку раны залечивались, если не думать о свисте в лесу за окраиной города. Сначала это был свист, издаваемый пересохшими губами. Но с годами он превратился в звенящую непрерывную ноту.
Эта нота звучала и теперь одновременно со звонком в дверь. Хелен сунула руки в карманы кардигана и покатала катышки ниток пальцами. Ей нравилось, как они ощущаются, как забиваются под ногти – чуть больно, но не слишком.
6. Хелен
Входите. Пожалуйста, входите. Простите, у меня беспорядок. Как мило с вашей стороны не соглашаться, но это правда. Могу я предложить вам чай или кофе? Чай, замечательно, молоко, сахар? Конечно, в наше время у всех есть молоко и сахар. Моя бабушка любила черный чай с долькой лимона; сейчас так редко кто пьет. Пирог? К сожалению, не домашний.
Значит, вы писатель, как интересно. Никогда раньше не встречала писателей. Каждый говорит, что может написать книгу, не так ли? Я сама когда-то
