припекало. Стоял штиль. Мужики, сбросив с плеч рубахи, лоснясь бронзовым загаром спин, сели на перекур, скрутили цигарки, задымили.
– Как же тёлка объелась? – спросил Евграф.
– Трошки перебрали мы с брательником Федором на его именинах. Глашка, сестра, коров с бычком в стадо угнала, а тёлку, второй день, как куплена на племя, оставила на базу, не доглядела.
– Ну, да – кто-то всегда виноват, но не ты сам, – рассмеялся Евграф, бросая на Емелю колючий взгляд своих орлиных глаз, – откуда обо мне узнал?
– Так уж врачевал коня землемера. Вот молва и пошла по людям.
– Ты, Емеля, сам лес на дом готовил, или нанимал кого? – спросил Степан.
– Сам, с брательником и старшим его парубком. Половину только выбрали, на его деляну перешли.
– Раньше лес рубил?
– Нет, в степях жил. Без сноровки чуть лесиной не пришибло. Приноровились, пошло дело. Вижу, у вас погреб перекрыть нечем, тонкомер у хаты. Так я тебе дам за услугу лесу.
– Добре, не откажусь. Вечером на телеге прибегу.
– Прибегай. Ты меня выручил – я тебя выручу. Так и будем крутиться колесом.
Емельян ушёл, косолапо и нетвердо топча землю.
Яму под погреб вырыли глубокую, вместительную. Остановились, когда с глиной стал проскальзывать влажный песок. Побоялись весенней сырости. Весна только что отошла, поцеловавшись теплыми последними майскими грозовыми днями с летом, показывала, что опасения мужиков не напрасны. Колодец, что вырыт на межевой низине на четвертом метре обводнился. Дойдя до пятого метра, вода пошла обильная. Решили пока оставить так. Осенью вода упадёт. Вот тогда и углубят. Сруб сшили из лиственницы, в сыром месте, в воде – вечный.
– До ужина, Стёпа, давай сбегаем к Емеле пока не передумал, заберём брёвна.
– Резон. Пойду за Гнедым, покуда ты тут с упряжью.
– Топай, упряжь на телеге справная.
Баз у Емельяна обнесен жердями, ворота тесовые. Распахнул их сам хозяин, завидев подъехавших мужиков. Он протрезвел, был хмур, видно от утренней несуразицы и щедрости. Ну, коль сулился, слово надо держать.
Проезжая мимо хаты, Евграф увидел уставившуюся в окно Глашу – улыбчивую, глазастую. Вот она выкатилась на низкое крыльцо, приветливо машет рукой.
– Спасибочки лекарю за нетель, оклемалась! – сказала она нараспев сочным, грудным голосом, кланяясь.
– Доброму слову – добрый ответ, – охотно откликнулся Евграф, сверкая острыми глазами.
– Ты бы, Глашка, не путалась под ногами, – Емельян проворчал грозовой тучей. – Люди по делу ко мне, им недосуг лясы с тобой точить.
– Не ворчи кобелём. Я, как ветер, только слова вслед кидаю.
– Ты не прочь и себя кинуть под ноги мужику, скройся с глаз, – пропуская вперед приехавших, все так же хмуро бросил Емеля, только не громко. Но вдова вскинула гордо голову, подбоченилась,
