вьюгаСлепая не уймёт нелепой стужи
И не соединит навек родные души.
«От жизни, от счастья земного…»
От жизни, от счастья земного
Осталось всего-ничего.
Сказать ли последнее слово?
Кому – да и что мне с того!
Ведь сердце оно не утишит
И тамошний суд не проймёт.
А здесь если кто и расслышит,
То вряд ли когда-то поймёт.
«На ветер, на ветер, на ветер…»
На ветер, на ветер, на ветер,
На ветер бросал ты слова.
А ветер едва ли заметил,
Ему что слова, что листва.
Не пашет, не жнёт и не сеет —
Он звёзды, как искры, несёт.
И всё, что ни есть, он развеет,
И всё, что ни есть, не спасёт.
«Пустыня моря и земли пустыня…»
Пустыня моря и земли пустыня
Безумной тварью сплошь заселена…
Осталась лишь одна пустыня неба,
Она горит, безвылазно темна,
Далёкими безумными огнями,
Бессильными пространство растопить…
И грезят души неземными снами,
Которыми им остаётся жить
В пустыне времени, безумном самом…
А ей же всё на свете нипочём…
Где вечно мне лететь – куда не зная —
Безумной искры брошенным лучом.
Афганские скворцы
Сначала горлинки исчезли,
С дымком их сизым воркованья,
С таким флейтистым на рассвете
Домашним тёплым говорком.
А следом и дрозды пропали,
В блестящих фраках музыканты,
Певцы весенних, голых веток,
Солисты синих вечеров.
И даже воробьёв не видно…
Умолкли звонкие ватаги,
Весёлые и шебутные,
Неунывающих проныр.
Теперь за окнами лишь скрежет,
Бесцеремонный, наглый, злобный,
Царапающий слух и небо,
Невиданных пернатых тварей…
Их звать – афганские скворцы.
Поналетели… исклевали…
Похоже, всё и всех, кто прежде
Одушевлял согласным пеньем
Сады, и парки, и дворы.
Вчера воздушные мигранты,
Они хозяйничают шумно —
Завоеватели пространства,
Разбойники исконных гнёзд.
Взлетают с жадным треском стаи,
Желты нацеленные клювы,
Сверкают вострые глазёнки
Шальным и яростным огнём.
Людей они в упор не видят,
Заряжены одним стремленьем
К добыче. Глад ненасытимый
Птиц гложет. Жжёт неугасимо
Желание: клевать! клевать!
Крушить и рвать что только можно:
Плоть ягод, и плодов, и зёрен,
Гнездовья, кладки, всё живое,
Врагов крылатых и иных.
И резать ржавым криком воздух,
Покой чужой и ненавистный,
Которому прощенья нету
И быть, конечно, не должно.
«Вот этот скрежет надо бы простить…»
Вот
