запрокинул голову вора вверх:
– Слышь, паскуда, отвечай хозяину!
На лицо человека страшно было смотреть: его покрывали синяки, кровь сочилась из разбитого носа, рта, ушей, под обоими глазами налились кровоподтёки…
Лиза не смогла сдержать слёз, они струйками текли по её щекам. Она стиснула кулачки и прижала их к груди.
– Господи, разве так можно, разве по-людски это?!
Человек разлепил губы, превращённые «добрыми людьми» в кровавое месиво, и просипел:
– Он мне… не хозяин…
– Ах ты, гад! – Федька рванул его за волосы, но вор не издал ни звука.
– Прекратите! – крикнула Лиза.
– Фёдор, не надо, – спокойно сказал Дивов. – Ты слышишь меня, вор?
– Да…
– Я твой хозяин сейчас. Твоей жизни и смерти. Мог бы оставить тебя у столба, и тебя забили бы до смерти, народ у нас добрый, сам знаешь. Но эта милая барышня пожелала, чтобы тебя отпустили. Поблагодари её, вор.
Налитые кровью щёлки, которые когда-то были глазами, взглянули на Лизу:
– А я в милости не нуждаюсь!
– Вот видите, Елизавета Александровна, вы его пожалели, а народец-то благодетелей своих ни во что не ставит! – вздохнул Дивов. – Федя, выбрось его отсюда!
– Слушаюсь, Сергей Афанасьевич!
Банщики сволокли вора с крыльца, Фёдор с силой пнул его в зад, и он кубарем полетел в апрельскую мокреть, пропахав её лицом и всем телом.
Лиза ахнула, торопливо вытащила платок, завязала в него деньги и сунула Матвею:
– Матюша, отдай ему! Скорее! Скорее отдай!
Ошалевший от всего случившегося, кучер доковылял до лежащего в слякоти вора и пихнул узелок ему в ладонь:
– Малый, это тебе от моей барышни, вставай и уходи скорее!
Вор схватил Матвея за рукав и тяжело поднялся на ноги.
– Премного… благодарны…
– Иди, иди с богом!
Матвей вернулся к Лизе, всё ещё не сводившей глаз с шатающегося вора, и взял её под локоток:
– Пойдёмте, пойдёмте, матушка, а то уж и губки побелели, и дрожите вся… вот ужо мне будет от батюшки, ежели вы в горячке сляжете!
– Моё почтение, Елизавета Александровна! – сказал ей вслед Дивов.
– До свидания, – отозвалась она, даже не оглянувшись.
***
От всего увиденного Лиза всё-таки слегла в горячке. Нервы её не выдержали потрясения. Несколько суток она пролежала почти в беспамятстве, вновь и вновь переживая случившееся тем апрельским днём. В тяжёлых сновидениях ей представлялось страшное лицо вора, с которого смотрели холодные глаза хозяина бань; она видела, как толпа озлобленных людей набрасывается на преступника и рвёт его в кровавые клочья; как Дивов улыбается, оскалив белые зубы.
Всё это время Александр Ипатьевич, её отец, почти не отходил от кровати дочери. История его жизни была проста и незамысловата, как у многих в то время. Он рано женился (ему было всего двадцать) на восемнадцатилетней девушке, дочери богатого
