али называть Снегурочкой: ходила-красовалась в белой короткой синтетической шубке, белых колготках, белых сапожках. Учились с ней на разных факультетах, но вдруг к нам, старшекурсницам, в общежитии стали подселять иностранок из Чехословакии – целый десант их в универе объявился! И Яра, еще девчушка, когда «вводили и вредили», однажды со смехом вспоминала: прибежал сосед, стал возмущаться, кричать о советских танках на улицах, а ее отец… Он был простой человек, рабочий на столичном заводе, не одобрял длинноволосых хиппи с «косячками», нахальных «гомиков», появившиеся в стране порнофильмы и стриптиз-бары. Так вот он сказал тогда веско и Яре очень памятно: «Советские танки? Снова, как в сорок пятом, когда фашистов раздавили? Вот и хорошо. Теперь можно будет спать спокойно!»
То есть был тогда наш Советский Союз для многих оплотом мира и строгой морали. Очень близкой к евангельской, между прочим! Конечно, хватало, хватало в стране фальши и лицемерия, но все равно главенствовала максима: «человек человеку друг, товарищ и брат!» («Возлюби ближнего своего как самого себя…») И никто особенно не сомневался, что в жизни это самое важное, а не деньги.
Но как же порой въедаются в голову чепуховые вроде мелочи! Для моей Ириши первым символом свободы, всего свежего, западного стали девушки-босоножки из Англии. Гостя в Москве, увидела их, целую стаю, в Архангельском соборе Кремля, у гробниц наших средневековых царей. Как всколыхнулось, изумленно и жалостно защемило сердце при виде бледных тонких ног под крохотными юбочками, чистеньких беззащитных пальчиков на вековых плитах! Таких серых и холоднющих даже летом, наверно, бр-р-р… «Еще заболеют, бедненькие, босиком и фактически без юбок! Вот же какие, ничего не боятся, что хотят, то и делают! А мы… а у нас… Все строем по команде, по указке!» (Вспомнились обязательные, очень даже нудные школьные тренировки-маршировки перед Седьмым ноября и Первомаем.)
Только ведь и англичанки были почти все, как из одного ларца, хотя и без видимой команды! Мода, модули поведения, моральные постулаты – они ведь тоже кем-то измышляются, настойчиво внедряются! Гораздо позже осозналось… Кем? Зачем? Например, наш христианнейший Федор Михайлович Достоевский тем не менее однажды обронил, что, возможно, некие космические силы некий эксперимент проводят с землянами! Но мало кого всякие такие материи занимают в юности…
Тогда, после краевого университета, еле вынесла кареглазая непоседа Ирочка два года учительства в степной кубанской станице – распределили, не отвертишься! После чего триумфом показался брак с не очень-то любимым финном (Вырвалась, вырвалась «из совка»!), а позже с более любимым французом. Парижанином! Но и этот потрескивающий и чадящий со временем семейный очаг разметал в пух и прах очень достойный человек, поляк, известный в Европе архитектор. Сотворил ей чертоги великой любви, явил новые страны и города, годы, десятилетия большого счастья… Не удивительно, что, овдовев, Ирина, всю долгую жизнь оптимистка и красавица, сникла, точно подменили ее. Вернулась на родину, поселилась в какой-то среднерусской глуши, молчаливо замкнулась в себе.
И все-таки позвонила мне однажды, не сразу, но свиделись! Ах, как же она похудела, поседела… живет одна, далеко в Канаде
бездетный сын. В маленькой сельской школе, которую всё грозятся расформировать, преподает Ирина Николаевна сразу несколько предметов. И главный, любимый – литература. («И дети любят, я чувствую!») Да, русская несравненная, ни с какой другой не сравнимая, чудесная литература: целомудренная Татьяна Ларина, герой Болконский со знаменем в руках на поле Аустерлица… Но сейчас каникулы, что, вот так всё тоскует, бедная… совсем одна в чужих местах?
– На поле со знаменем… Да это ты героиня! На пенсии столько пахать-вкалывать! Тетрадки, тетрадки бесконечные, писанина отчетная и все такое, – прозаически-юмористически восклицаю я, – Или материальные проблемы есть какие-то? Что мы всё о литературе – ты о себе расскажи, Ириша, не молчи, не таи!
– Проблем нет…
Ирина задумчиво поправляет на столе кувшин с полевыми цветами. В зеленом, живописно заросшем палисаде учительского домика тоже полно цветов, в двух шагах – лес, цветочные луга… Идиллия!
– Как пахнут, да?
– Ну, конечно, Ира, хорошо здесь у тебя, на лоне природы. Но зимой все-таки скучновато, наверно? Да и вообще – места очень красивые, кто спорит, но ведь чужие! – упорствую я. Что вот она даже в родной наш теплый, замечательный Сочи не хочет приехать, навестить хотя бы?!
Ирина и тут промолчала… И как будто не слишком жалела, что я заехала всего на полдня – наметилась поездка по Золотому Кольцу, надо было спешить в Москву. Прощаясь, крепко обнялись, как прежде. Что это она все мигает, смаргивает… Слезы?! Торопливо вдруг говорит, почти шепчет:
– Морю нашему Черному привет! Приеду как-нибудь, конечно. А места эти… Знаешь, у меня дед-фронтовик, артиллерист, за селом похоронен, бои здесь были ужасные… Там скверик и очень достойная простая стела с именами погибших. Ребята-следопыты, такие умнички, искали родных, и нас с мамой
