в выводах нисколько.
И в самом деле, кто же будет рад
Стихам из слов язвительных и колких.
Действительно, порой в стихах поэт,
Казалось, выходил за грань приличий,
Возможно, что по молодости лет,
Но вовсе даже не из мести личной.
Он исходил из чувств совсем иных,
Ведь критике вельможи недоступны.
И потому все недостатки их
В двух-трёх стишках выпячивал он круто,
Ужалить острым словом торопясь,
Прикрытой правды сущность обнажая.
Напрасно было, негодуя, злясь,
Пытаться вытащить из сердца жало.
И вот в народе истина и ложь
Властителей становится известной.
Охватывает страшный гнев вельмож.
Но Александр остаётся честным.
Граф Аракчеев эпиграммой бит,
И князь Голицын посрамлён умело.
И даже Фотий сам, архимандрит,
Кус змея вдруг почувствовал всем телом.
Прошло немало дней, как Карамзин
К ним в Царское Село переселился,
В китайскую деревню. Ближе к ним
Стал Александр. Он в те дни учился
Истории, которую писал
Великий муж, правдивым быть стараясь.
И Александр многое познал,
К истории России прикасаясь.
Он наполнялся живостью времён,
Уже давно прошедших безвозвратно.
Рождались чувства трепетные в нём.
Шептали губы быстро и невнятно
О Карле, о Мазепе, о Петре,
О грандиозной битве под Полтавой.
Страстями новыми поэт горел,
Гордясь величием своей державы.
В истоки Родины он заглянул,
Почувствовав дыхание бессмертья,
Услышав долгий и протяжный гул
Истории, зовущей к правде светлой.
Но только ли история влекла
Его к Карамзиным в часы досуга?
Причиной посещений тех была
Ещё одна – историка супруга.
Красива, привлекательна, проста.
В неё влюблялись многие, наверно.
И всё ж она была душой чиста
И в жизни мужу оставалась верной.
Она, как будто излучая свет,
Дарила людям прелесть обаянья.
Не мог всё замечающий поэт
Не видеть чудных глаз её сиянье.
Как вспыхнул в сердце вдруг любви огонь,
Сам Александр не успел заметить.
Страдал, и мучился, и плакал он,
Но никому не говорил об этом.
Екатерина для него, как мать.
Но до того она была прекрасна,
Что не хотел он этого понять,
Влюбившись дерзко, пламенно и страстно.
