в тех местах, куда мог его положить, и только потом догадался, что, если родители звонили, мобила вибрировала и наверняка упала на пол. Там её и нашёл.
Поднимаясь, стукнулся головой о столешницу и потом с полминуты стоял перед окном, потирая макушку. В окне была видна детская площадка, сейчас пустая. Только на игрушечной лавочке сидел, смешно вытянув ноги, какой-то человек в синем плаще – лёгком и потрёпанном. Хотя по виду на бомжа незнакомец не тянул: побритый, «ухоженный».
Смотрел человек прямо на Сашку.
Пару мгновений Сашка, замерев, старался не двигаться и даже не дышать. Потом сообразил, что незнакомец глядит не конкретно на него, а вообще на их окна.
– Ты чего копаешься, Турухтун? Чайник уже закипел. Иди давай… Эй, ты в порядке?
Сашка оторвался от окна и рассеянно кивнул:
– В порядке…
Они попили чаю и двинули к Лебедю.
Ножик Сашка вынул и запрятал в самом дальнем углу нижнего ящика стола. Дверь запер на все замки.
Когда проходили мимо арки во двор – не выдержал, глянул.
На детской площадке никого не было.
«…не приходя в сознание, на семьдесят шестом году жизни…»
Часть вторая
В школу он вернулся в понедельник. Прибежал вовремя, со звонком. Сел рядом с Лебедем и осторожно привязал к крючку сбоку парты медную цепочку.
Проходили сферу и её свойства. Сашка начертил в конспекте циркулем окружность, обозначил пунктиром ось, нарисовал дуги. На дедов шар старался не смотреть и к шепоткам за спиной не прислушиваться.
Шар на сферу в конспекте был совсем не похож. Чуть вытянутый, размером с футбольный шлем или солдатскую каску; цвета вишнёвого сиропа, щедро разбавленного водой.
Папа сказал: зато с Hi-float-покрытием, от преждевременного сдувания. И повышенная чувствительность к магнитному полю, в случае чего – девяностопятипроцентная вероятность, что мимо проводов-душеловов не пролетит. Мама на это устало улыбнулась и попросила Сашку, чтобы говорил с дедушкой как можно чаще.
Сашка пообещал.
Отцу – потом, когда мама ушла спать, – Сашка пообещал учиться лучше прежнего, лучше всех в классе.
Дедовы операции очень дорого стоили, а ещё дороже – те полторы недели, когда его не отключали от аппаратов. Могли бы и дольше не отключать, но доктор сказал: нет смысла, – сказал: лучше уже никогда не будет, в последние дни даже наметилось ухудшение.
Мама всю ночь проплакала, а потом согласилась.
Отец залез в долги, чтобы оплатить деду шар и приличное место в душнице. И теперь у Сашки было два выхода: учиться на одни десятки или вылететь из школы в государственный лицей, сильно поплоше этого и на другом конце города.
Шара он стыдился. С тех пор как родители забрали шар из аниматория, Сашка ни разу с ним не говорил.
Не знал, о чём. Не знал, как.
Заперся в комнате – теперь принадлежавшей только ему одному – и сказал своим, что
