нас мы напряженно замолкали. Он случайно не сел в тюрьму до армии, а после каким-то невероятным образом взялся за ум и не помню почему переехал в Красноярск.
Они вышли снова на лестницу.
– В этих жил Павел с родителями. Я знал его всегда, но по-настоящему мы сблизились, когда переехали сюда. Я поступил в институт, а он уже учился на 3 курсе университета. Отец его преподавал историю где-то. Был конец восьмидесятых. Однажды Ванька, мой друг детства, выменял несколько старинных монет на барахолке в парке Кулибина и притащил их к нам. Мы сидели у стены, где вчера вечером мы пили коньяк, и всей компанией рассматривали монеты. Павел проходил мимо и подсел к нам. Через десять минут он уже нес из дома книги об этих монетах и с горячностью помешанного рассказывал о странах, в которых эти монеты потерялись. Помню, мы сидели до темноты слушая его. Даже Николай подсел и молчал, не перебивая этого «ботана». Он рассказывал про шумеров и тюрков, хазар и Византию. И похоже, с этого все и началось. Ну не все, но. потом поймете. -Иваныч на минуту замолчал и задумчиво стал спускаться на первый этаж. -Да.
– Здесь, – он указал на дверь слева, – жил Юрка. Он приехал из Дивногорска, это где-то на юге. Зачем ехать жить с юга сюда я не мог понять, а спрашивать было неудобно. Его тетка -тетя Нюра была очень доброй и всегда нас чем-то угощала. У него была какая-то особая интонация во время рассказов, такая, что, какую-бы пустую бредь он не нес, слушать его можно было не отрываясь. И вообще от его рассказов и говора пахло морем. Я не спрашивал почему он к нам переехал, но однажды он сказал, что нашел на улице сто тысяч и широко всех угощал. Когда он нашел сто тысяч еще раз я кажется стал догадываться почему он к нам переехал. Потом он пошел учиться то ли на ювелира толи на антиквара. Но, – Иваныч запнулся. – Но кончилось все не так.
– Здесь жил тоже Юра. Но местный. Учился он очень средне, но почему-то его всегда тянуло ближе к искусству. В конце концов он устроился в театр рабочим сцены и пару раз проводил нас в драмы театре за кулисы за что мы его очень уважали. Еще у него был брат и вечерами они сидели под окнами в саду пили пиво и играли в шахматы. При этом иногда очень ругались, чуть не до драки.
Здесь жили Понаевы. Сейчас они переехали в деревню, а в начале девяностых торговали чаем на Средном рынке. Панаева старший пытался начать гонять машины из Польши, но однажды вернулся в машине, прострелянной в двух местах, и жена сказала, что это не его и вообще он здесь нужен.
–А в этой квартире, – Иваныч замолчал. Он повернул ключ и дверь открылась. – В этой квартире жил Федор Никаноровой. Старый как этот дом. По отцовской линии он был родственником Павла. То ли троюродным братом его деда, то ли двоюродным дядей его двоюродной бабки. Когда мы хотели пошутить мы спрашивали не нянчил ли он Алешу Пешкова, когда тот еще жил здесь в соседнем доме. Он был высокий и жилистый. За всю жизнь я разговаривал с ним всего три раза. Надо признаться, мы все боялись его. И вот однажды, когда мы с Плашкой возвращались я с работы, я тогда подрабатывал, а он из университета Федор Никонорович позвал нас к себе. Меня поразила
